Летом перед грозой

– Славян, – говорю как можно спокойнее, хотя самого душит смех. – Понимаешь, если ты не собираешься на войну, тебе этого знать абсолютно незачем. Это совершенно отрицательный опыт. Точнее, нет, не отрицательный. Просто другой. В нормальной жизни он совершенно не нужен, отчего люди и бесятся и придумывают себе какой-нибудь «вьетнамский» или «афганский» синдром. Просто из-за того, что они знают и умеют что-то важное, а это и на фиг никому не нужно. И некоторые, прикинь, вместо того чтобы становиться нормальными людьми, становятся сильно пьющими мудаками, слишком много думающими о себе. Вот, в принципе, и все. И просто подумай: нужен тебе такой «опыт»?! И если нужен, то, извини, – на хера?!

Славка неожиданно жестко прищуривается.

– Какой мне опыт нужен, – тянет медленно, – я решу сам. При всем, что называется, уважении, Валерьяныч. Это моя жизнь, мой опыт, мне и решать. Вот и все. А насчет «синдромов» ты, Валер, по-моему, все же гонишь. Не все же такие толстокожие, как ты. А убивать живых людей, мне отчего-то так думается, – не самое простое занятие.

Глеба крякает.

– Убивать, Славян, – говорит неожиданно спокойно, – если уж ты так хочешь знать, это вполне нормально. Не плохо, не хорошо. Нормально. В смысле, если это делаешь на войне. Там это обычное, рабочее состояние. Тебя туда для этого и привезли, в принципе. «Страдать» из-за этого после возвращения может либо восторженная курсистка, либо свинарь из хозвзвода, который сам на войну не ходил, но ребята рассказывали. А так, для человека с нормальной психикой, некоторое офигение вызывает только сам момент возвращения. Плюс пара недель на понимание, где оказался, и возврат навыков нормальной человеческой жизни. Причем, эту пару недель сам по себе нормальный дембель вряд ли осознает глубину проистекающих в нем психологических процессов, ибо керосинит еще хуже, чем в день проводов в армию. Вот вместе с похмельем это осознание и приходит помаленьку. А дальше кто-то приспосабливается к нормальной жизни, а кто-то живет воспоминаниями. Вот эти вот могут в себе внутри что угодно расковырять, любой, понимаешь, синдром. К счастью, таких, много о себе думающих, все-таки меньшинство. И можешь, кстати, извиниться перед Валерьянычем: «толстокожесть» тут совершенно реально ни при чем…

Глава 13

…Мы уже подъезжали к Медвежьегорску, когда дверь в купе неожиданно распахнулась.

Алёна.

Во всей своей недетской красе.

– Здравствуйте, мальчики, – говорит.

Я чуть мысленно водкой не подавился.

Нормальное начало, думаю.

– Я так поняла, мы с вами фактически в одни места едем, – продолжает. – А вы не отведете даму по этому поводу в ресторан?! Пусть это будет даже «вагон». А то мои все дрыхнут. А я выспалась. Мне скучно и хочется кого-нибудь съесть.

. Вот, думаю, твою мать.

Начинается.

.Я, оно конечно, хотел сначала в какую-нибудь сторону съюлить.

Но по охотничьей стойке, – лапа вперед, хвост параллельно земле, даже целых два хвоста, я бы сказал, – понял, что в ресторан идти все-таки придется.

Просто чтобы глупостей не наделали.

А то – эти могут.

Только дай..

.Нет, я все понимаю.

Безусловно.

Ага.

– А отчего бы, – улыбаюсь, – и не проводить. Дайте нам только минут несколько, мы с парнями чуть носики припудрим.

Дама хихикает и удаляется, грациозно прикрывая дверь.

Я показываю двум высунутым языкам сначала кулак, а потом еще и средний палец вдогонку.

– Охолоните, – шиплю, – изверги. Оставьте тетку в покое. Она почти наверняка чья-то мать и жена.

Высунутые языки меня, естественно, не слушают.

И глаза горят совершенно нездоровым охотничьим блеском.

Альфа-самцы, мать их так.

Проблема.

Блин…

… Ладно.

Пора и вправду собираться, а может, и даже носик попудрить.

А то эти красавцы там без меня такого натворят.

… Когда ровно через пять минут я открыл дверь в коридор, я моментально понял, то сбываются мои самые худшие опасения.

Девушка тоже переоделась.

Причем, если снизу это были еще пусть и обтягивающие, но все-таки джинсы, то сверху было накинуто нечто настолько легкое и воздушное, что лучше бы она не одевалась сверху вообще, так было бы просто честнее. По крайней мере, первое, во что уткнулся мой взгляд – так это был даже не столько тяжелый и, судя по всему, темный сосок, а родинка с внешней стороны идеальной формы груди: девушка стояла в полоборота.

Лифчики ей, кстати, еще долго, думаю, не понадобятся.

Ага.

Я невольно сглотнул.

Она – демонстративно «ничего не заметила».

Да.

. Даже вот, кстати, думать не хочу, какие сейчас глаза у вылезающих у меня из-за спины оглоедов.

Как у какающей собачки, скорее всего, разумеется.

И такой же вывалившийся язык.

– Вы, – говорю, – Алёна, немилосердны. Как бы нам из-за вас драться с кем-нибудь сегодня еще не пришлось…

Она деликатно хохотнула и изобразила что-то вроде книксена, демонстрируя ровный загар по всем двум полушариям и окончательно вгоняя мой лоб в испарину.

Как мне показалось, – не без самодовольства, разумеется.

Дела…

.Как, кстати, накликал.

Не успели даже до вагона-ресторана дошкандыбать, как нам эти два «морячка» в тамбуре повстречались.

Такие.

Широкие, короче.

Проще перепрыгнуть, чем обойти.