Лето на Парк-авеню

– Я понимаю, сейчас ужасное время, чтобы уходить от вас. У меня такое чувство, что я вас бросаю, и мне так не по себе.

– Ну, это ты зря. Конечно, мне будет тебя не хватать, но ты должна заниматься тем, что лучше для тебя. Так просто будет правильно. К тому же, Фрэнк будет снимать множество обложек для меня, так что мы с тобой еще поработаем.

– Я хочу сказать вам, что не искала этой работы. Он сам ко мне обратился.

Ее улыбка расцвела.

– О, киса, я знаю. Кто, по-твоему, посоветовал ему тебя пригласить?

Эпилог

2012

Я перечитываю некролог и смотрю на часы. Уже позже, чем мне казалось, так что я по-быстрому натягиваю джинсы и футболку и иду в галерею. Выставка откроется ближе к вечеру, поэтому у меня будет время заглянуть домой, принять душ и привести себя в порядок. А пока нужно уладить кое-какие мелочи.

Галерея в получасе ходьбы от дома, на Салливана и Третьей. Наверно, следовало доехать на такси или метро, но мне нужно было проветрить голову. Я прохожу мимо парка Вашингтон-сквера, запруженного людьми: кто-то разлегся на траве, кто-то сидит на скамейках, читает или кормит голубей. Там же скейтбордисты и дети, кидающие фрисби. Чья-то собака плещется в фонтане. Легкий бриз ерошит мне волосы, ненадолго спасая от зноя.

С каждым шагом я пытаюсь осознать, что Хелен Гёрли Браун больше нет. Мне непросто свыкнуться с этой мыслью, ведь я стольким ей обязана. Если бы не Хелен, я бы не получила работу у Фрэнка Скавулло, чьей помощницей я была десять лет. Мы вместе сделали сотни обложек для «Космо», поэтому, уйдя в свободное плавание, я стала заниматься модной фотографией. В основном, я работала с другими журналами, «Мадмуазель» и «Гламур». Но мне этого было мало, и я стала снимать портреты – как правило, знаменитостей и музыкантов. Мои фотографии украсили несколько обложек «Роллинг Стоун» и музыкальных альбомов. Но рок-звезды оказались слишком утомительными для меня – выпивка и наркотики делают их ненадежными моделями. Поэтому через несколько лет я совсем оставила студийную съемку и занялась исключительно уличной фотографией. Все это время я нанимала множество помощников, и мне хочется думать, что я делала для них то же, что для меня сделали Хелен и Фрэнк – давала им стартовую площадку.

Когда я пришла в галерею на 24-й улице, меня обдал порыв холодного воздуха, и я поняла, какая же на улице парилка. Владелец, приятный молодой человек с бородкой, встречает меня в центре безупречно белой комнаты и целует в обе щеки. Он стопроцентный итальянец и напоминает мне Скавулло. Говорит, что ожидает хорошего оборота – на закрытый предварительный показ пожалуют семьдесят пять гостей.

Мы вдвоем идем по галерее, останавливаясь перед каждой фотографией – проверить свет, оформление, порядок. Уточняем стоимость и редактуру принтов, а потом ему кто-то звонит, и он извиняется и отходит, а я продолжаю рассматривать фото. Он немало потрудился, готовясь к этой выставке, и мне приятно видеть, что он включил «Горбатый мост в цвету» и мою любимую работу, промокшую куртку на стоячей вешалке, «После вечеринки».

Это не первая моя персональная выставка, но сейчас выставляются исключительно мои ранние работы: «Элис Уайсс, Портрет города, 1965–1975». Я слышу шаги за спиной и оборачиваюсь. Даже теперь, столько лет спустя, когда у нас уже внуки, сердце мое замирает при виде этих темных глаз в обрамлении морщинок.

– Я узнал насчет Хелен, – говорит Кристофер и кладет руки мне на плечи. – Ты в порядке?

Я киваю и прислоняюсь щекой к его руке.

Мы с Кристофером вместе уже почти сорок пять лет, так что, как видите, та наша встреча на пороге его студии оказалась вовсе не последней. Хотя могла бы. Он тогда еще находился во власти чар Дафны, что легко объяснимо, учитывая, что его бросила мать, и он не раз возвращал ветреную Дафну. Всю его жизнь до того, как он встретил меня, Кристофера влекло к женщинам, которые бросали его. Ему казалось, он заслуживал этого. Ведь если его бросила родная мать, он наверняка не достоин любви. Когда же мы с ним наконец стали парой, он наслаждался моей любовью и обожанием и ужасно боялся, что я тоже брошу его. И если я боялась любить, то Кристофер боялся принимать любовь. Кажется, все так очевидно, но нам понадобились месяцы, чтобы разобраться в этом.

Это Хелен советовала мне не оставлять надежду на наше с ним будущее. Она все время опекала меня, давала советы (хотя не всем из них я следовала) и салфетки, когда мне случалось расплакаться. Один раз я даже ушла от него. Я думала, что настоящая любовь не может быть такой сложной. К счастью, Кристофер тогда не отпустил меня. Он боролся – в основном, сам с собой – за меня. С тех пор мы вместе. Через три месяца после примирения мы поженились в Стэмфорде, во дворе у моих деда с бабушкой.

– Вижу, я прошел отбор, – говорит Кристофер, показывая на фотографию, где я запечатлела его на Кони-Айленде, летом шестьдесят пятого.

Я склоняю голову и улыбаюсь ему.

– Сожалею насчет Хелен, – говорит он, и прядь с проседью свисает ему на глаз. – Это конец целой эпохи.