Летит, летит ракета...

Вбив боковую подпорку, Карподкин посмотрел в сторону, откуда должен был показаться Лео. Вот и он — торопится, толкает перед собой пустую тележку. Старается парень. Пятьсот метров — не шутка, да еще по туннелю, да еще с тяжелыми мешками. Туда-обратно — четверть часа, не меньше.

— Давай, давай, откатывай! — прикрикнул Карподкин и, подхватив лопату, вонзил ее песчаную стену. — Дав…

Он осекся на полуслове: лопата провалилась в пустоту. Там, за песком, было неизвестное пустое пространство. Подземная полость? Но откуда здесь полость? Нет тут никаких полостей и никогда не было! Это полосята, а никакая не полость! Сзади шумно дышал взволнованный Лео.

— Что, Карподкин? Неужели смычка?

Когда-то, еще в самом начале совместной работы, Карподкин наврал своему малахольному товарищу, что целью рытья является смычка с друзьями-анархистами из дальнего поселка. Мог бы и не говорить ничего, а просто скомандовать: “Копай!..” но, как известно, человек работает лучше, когда перед ним маячит хоть какая-то цель — неважно какая, лишь бы маячила. Лео поверил и больше не спрашивал ничего, только иногда мечтательно произносил вслух это сладкое слово “смычка”.

“Смычка? — подумал Карподкин, осторожно вытаскивая лезвие лопаты. — Неужели и в самом деле смычка? Но, по моим расчетам, до смычки еще, как минимум, двести метров…”

По расчетам! Как будто можно что-то расчитать с такими партнерами? Полосовать-то они умеют, а вот определять место и направление — черта с два! Сколько путаницы пришлось преодолеть со встречным туннелем за все это время! Скорее всего, они и сами не знают, насколько продвинулись, работнички… Тогда что, действительно смычка? Похоже на то…

— Смычка, Лео, — прошептал он, не оборачиваясь. — Дожил я до радости. Слышишь, дед? Ты не дожил, а я вот…

Карподкин сильно ударил ногой в стенку, и большой пласт песка шумно упал во встречный туннель. Карподкин высунул голову в отверстие и осмотрелся. В туннеле было темно, причем, судя по движению воздуха, он уходил на неизвестное расстояние и вправо, и влево. Получалось, что карподкинский туннель воткнулся не в голову встречного, а в бок. Отклонились полосята, причем сильно отклонились… вот идиоты… Кстати, выход в бок объяснял и темноту, и безлюдье: землекопы, а с ними и свет находятся лишь в самой головке. Что ж, идти туда? Или подождать откатчиков?

Он еще раз глянул по сторонам и на этот раз скорее почувствовал, чем увидел, тень слабого, едва уловимого движения. Там кто-то есть! Карподкин быстро втянул голову назад.

— Что? — прошелестел Лео ему в затылок.

— Тихо! — оборвал Карподкин.

А впрочем, почему “тихо”? Если полосята тебя заметили, то именно тишина будет выглядеть подозрительной. Зачем тихарить, когда есть заранее установленный условный сигнал, пароль? От тебя ждут пароля, а ты не мычишь, не телишься… А ну-ка… Карподкин набрал в грудь воздуху и заверещал что есть мочи:

— Ахр-рам ах-раб! Ахр-рам ах-раб!

В ответ можно было ожидать чего угодно, но только не последовавшего жуткого атакующего рева. Кровь заледенела в карподкинских жилах. Реветь так могло только по-настоящему страшное существо. Карподкин оттолкнул остолбеневшего Лео и опрометью ринулся наутек. Затем он помнил лишь сильный толчок в спину… а потом сразу бесчувствие и воображаемый разговор с покойным дедом, и пробуждение, какого не пожелаешь и врагу.

Жужжание фонарика смолкло, свет съежился и погас.

— Рука устала… — сказал Лео.

— Дай мне!

Полость, в которой они оказались, была совсем невелика, не более полутора кубов, так что даже субтильный Лео помещался в ней, лишь сильно скорчившись. Карподкин лежал на боку, заваленный почти до пояса, но он, по крайней мере, мог распрямиться. Лео неловко двинул скрюченной ногой.

— Спина затекла… и дышать трудно.

Его глаза взирали на Карподкина с привычной собачьей преданностью. Лео ждал команды и недоумевал, почему они до сих пор не выбираются наружу, но в то же время остерегался напрямую высказывать это свое недоумение.

“Он и сейчас уверен в моем всемогуществе, — понял Карподкин. — Экий слизняк… Если бы я лежал поудобнее, можно было бы его придушить, чтобы воздух зря не переводил. А так не стоит: на возню больше уйдет”.

— Слышь, Лео. Ты зачем в анархисты пошел? Зачем со мной связался?

Лео слабо улыбнулся.

— Как это “зачем”?

— Ну да, зачем? Да ты не бойся, я без подвоха спрашиваю. Просто интересно. Меня вот дед научил. И плеваться я люблю. А ты, к примеру, вовсе не плюешься. И о родственниках своих никогда не рассказывал. У тебя мама-то есть, или ты инкубаторский?

— Есть, — отвечал Лео. — И мама и папа.

— Ну вот. Какого же хрена ты со мной тусуешься?

— Ну как… потому что клево.

— Что клево?

— С тобой клево. Ты такой… — Лео поискал нужные слова. — Ты клевый. Другие анархисты тоже клевые, но ты самый клевый из всех. Вот.

Он смущенно помолчал, а затем добавил, осмелев от необычно откровенного разговора:

— Когда мы уже будем выбираться, Карподкин? А то я устал что-то. Затек весь, не выпрямиться.

Карподкин отложил фонарик, стало темно.

— Повезло тебе, Лео.

— Почему?