Летит, летит ракета...

— Бергера, думаю. Я ему сам очередь влеплю. Прямо в рожу его нахальную. Прямо в рожу! А потом Хенов, обоих, с выродками ихними. А потом сразу к Хилику с его таиландскими псами… А девок я лично отдраю, по очереди.

— Времени не хватит, — засомневался дед. — Убить быстрее. Оставь одну на развод, а остальных — полосятам. Они тоже до свежего мяса охочие… Ну, а потом, после Матарота?

— А потом посмотрим, — важно сказал Карподкин. — Может, на базу двинем, а может, прямиком в город. Зависит от того, сколько полосят выйдет. Я-то куда угодно проведу, ты не сомневайся.

Дед счастливо рассмеялся. Они часто обсуждали свою заветную месть-мечту и в воображении уже перестреляли такое количество странников, что его с лихвой хватило бы на несколько армейских дивизий и десяток городов N. Но для настоящего воплощения этой мечты требовалось прежде всего закончить туннель. Туннель, который вел из-под дома анархистов в сторону Полосы. Туннель, навстречу которому вели свой подкоп полосатые друзья, стосковавшиеся по обильному сырью для полосования.

Когда Карподкин представлял себе момент встречи, его начинала бить дрожь. Вот его лопата проваливается в пустоту… Вот он пробивает тонкую песчаную стенку… Вот спешат к нему, радостно протягивая руки, дружественные полосята. Их много и все с автоматами. А еще лучше — с автоматами и с ножами, большими острыми ножами, похожими на кривые турецкие ятаганы. Они вручают то же самое и Карподкину.

“Идемте! — кричит Карподкин. — За мной! Вперед!”

И все они бегут за ним. Их сотни. А еще лучше — тысячи, сотни тысяч! Они выскакивают из карподкинского туннеля и быстрой лавой растекаются по округе. Сначала они работают только ножами: рубят головы, режут горла, вспарывают животы… Слышен только стон, стон, стон… предсмертный стон всех этих гадов, знакомых и незнакомых, странников Матарота и окрестностей.

И Карподкин с наслаждением режет вместе с полосятами. Вот он подскакивает к наглому Ами Бергеру, который пытался удрать, да повалился набок в своей дурацкой коляске. Карподкин плюет ему в рыло и неспешно замахивается ятаганом.

“Нет! Нет!” — закрываясь дрожащими ручонками, кричит ненавистный Бергер.

“Вжик!” — свистит неумолимый карподкинский ятаган.

“Бум!” — падает ненавистная голова с ненавистных плеч.

“Нет… нет”, — шепчет голова, выдувая кровавые пузыри.

А Карподкин бежит дальше — к ненавистному жлобу Кофману, к ненавистным переселенцам Сироткиным, к ненавистному гомику Горовицу… всех под нож, всех, до одного! А потом, когда все они уже перерезаны, тысячи полосят поворачиваются к Карподкину и кричат: “Куда? Куда теперь?”

А он поднимает над головой автомат и кричит: “За мной! Вперед!” И они вместе бегут в столицу, и там уже начинается такая потеха, что даже и не представить… Карподкин бежит по улицам, бежит быстро, потому что недорезанных ненавистных странников еще много, надо успеть зарезать всех… “Стреляй, так быстрее!” — подсказывает дед, и Карподкин начинает стрелять, но недорезанных все равно много, а теперь к ним добавляются еще и недостреленные.

Карподкин ужасно торопится, он совсем запыхался, он хватает воздух широко разинутым ртом, а воздуху будто не хватает. Наверное, это чертов покойный дед: все провонял, зараза, дышать нечем!

— Дед, черт тебя задери! Кончай вонять, старый!

Дед грустно качает головой, качает редким старческим пушком на висках, белым хохолком на макушке.

— Это не я, внучек… Не достроил ты туннель. Не получилось. Теперь уже некому. Тьфу на тебя, дурака.

— Ты что, дед?! — изумленно кричит Карподкин. — Как это “тьфу на меня”? Как это “не достроил”?

Но упрямый старикан хватает его за плечо и трясет, и кричит ему прямо в ухо:

— Карподкин! Карподкин! Очнись! Ты жив? Карподкин!

Карподкин открыл глаза. Над ним в тусклом свете электрического фонарика покачивалось бледное испуганное лицо Лео.

— Что это жужжит?

— Фонарик…

Лео поднес к его глазам маленький фонарик, из тех, что работают от динамо, с ручкой, которую нужно непрерывно отжимать, чтобы светило.

— А где лампа? И где мы? И что это за комната?

Карподкин попробовал привстать, но ноги были прочно придавлены чем-то очень тяжелым.

— Лампа, комната… — плаксиво произнес Лео. — Какая комната?.. Нас завалило, Карподкин. Ты что, ничего не помнишь?

Карподкин осмотрелся и вспомнил.

Они начали этот день, как обычно, с копания. Туннель, плод четырехлетних непрекращающихся усилий, протянулся уже, как минимум, на полкилометра. Поэтому выработанный песок приходилось таскать на большое расстояние, и темп проходки замедлился. Это раздражало Карподкина, он кричал на Лео, тот суетился, старался, но все без толку.

Карподкин работал лопатой и ломом. Годы опыта сказывались: он хорошо чувствовал почву, ее структуру, силовые линии ее огромного рыхлого тела. Несколько точных копков, удар лома и жирный пласт отваливался сам собой. Мешки наполнялись моментально. Вот если бы еще Лео бегал хоть немножечко быстрее… Неубранные мешки с песком накапливались за карподкинской спиной, мешали размахнуться, затрудняли установку крепежа.