Лети, майский жук!

Дедушка всегда что-нибудь приносил — из того, что находил в руинах. Добывал он странные вещи: детскую ванночку, два красно-белых в крапинку платка, половник, шерстяной шарф, бритву, ножницы, флакон духов, старую юбку, пуловер с дырками от осколков гранаты. Мама распустила шарф и пуловер, чтобы связать нам кофты. Но у нее не было спиц. Она перерыла весь дом, ругаясь при этом: «Проклятие! Все здесь есть: люстра, портьеры, фарфоровые собачки. И ни одной спицы!»

Взяла детскую ванночку и с ней ушла. Через час, довольная, вернулась со спицами. Обменяла ванночку на спицы.

Каждый день над нашим домом пролетали самолеты. Но мы их не боялись. Самолеты летали бомбить город. А нас они не бомбили. Дедушка рассказывал, что на них теперь падает меньше бомб, потому что и так все разрушено. В нашем квартале не осталось ни одного целого дома. Оставшиеся в живых люди обитают теперь в парке, некоторые поселились в бункере. Лишь они с бабушкой оставались в руинах, в комнате с трещиной на потолке. Бабушка заделала окна картоном. Когда дул ветер, комната наполнялась пылью. Бабушка целыми днями мыла пол и вытирала пыль. У них не было ни света, ни газа, воду дедушка приносил из парка.

Каждое утро я обходила наши владения. Начинала с ворот. Со стороны дороги забор был высокий, с толстыми железными завитками наверху. Железные прутья упирались в красную каменную стену, высотой до коленок. Поверх прутьев в три ряда шла колючая проволока. Забор был мощный. Со стороны сада вдоль забора рос густой кустарник. Я продиралась сквозь кусты, взбиралась по перекладинам забора до самых верхних завитков и оттуда оглядывала все вокруг. На другой стороне улицы стоял дом, в котором никто не жил. Его хозяева удрали на Запад. Я все собиралась осмотреть этот дом. Сверху было видно полуоткрытое окно подвала. Через него я и хотела влезть внутрь. Продумала все до мелочей. Нужно только дождаться, когда старый советник из соседней виллы отправится со своими двумя догами на прогулку.

Итак, я наблюдала со своего забора за улицей. Подвальное окошко было по-прежнему полуоткрыто. Советник завтракал на террасе. Ел яйцо всмятку. Собаки лежали у его ног. Я ждала, когда придет советница и отправит их на прогулку. Но советница все не приходила. Собаки зевали.

Я карабкалась вдоль забора. Осторожно, чтобы не уколоться железными колючками. По пути высматривала кошек, солдат, автомашины и первых русских. Железный забор кончился. Я спустилась вниз, продралась сквозь кустарник и очутилась перед соседской изгородью. Тут был обычный забор из проволоки. За забором меня ждал «ангел», девочка примерно моего роста, но совсем на меня непохожая. У «ангела» были белокурые локоны и шелковый бант на голове. Каждый день новый! И каждый день новое платье из бархата или из другого материала в цветочек. Я называла эту девочку «ангелом», потому что она была действительно Ангел. Ее звали Сусанна-Мария Ангел.

Я стала разглядывать Ангела. Сегодня на ней было шелковое платье в клеточку и такой же бант на голове. Я скорчила рожу и проблеяла: «Бэ-ээээ!!» Показала ей язык и отправилась вдоль забора. Ангел шла с другой стороны. Обычно она катила маленькую красную коляску. В коляске лежала черная кошка в кукольном платье и детской шапочке. Кошке этот наряд явно не нравился. Она недовольно мяукала и пыталась выпрыгнуть из коляски. Ангел прижимала кошку ко дну коляски, накрывала ее розовым шелковым одеяльцем и убаюкивала: «Нельзя, нельзя, дорогая! Будь послушной, дорогая! Ай-яй-яй!» Я не выдержала:

— У меня дома коляска еще красивее!

Ангел, улыбнувшись, подняла брови:

— Где же она? Покажи ее мне, свою красивую коляску!

— Тебе не покажу!

— Потому что у тебя ее нет!

— Нет, есть! — заплакала я.

— Нету, нету, нету! Ничего у тебя нет! Ничего! — уверенно произнесла Ангел и вновь придавила бедную кошку.

— Оставь кошку в покое, ты, дурища!

— Кошка моя! Тебя это не касается! А на кухне у меня еще две морские свинки, канарейки и белая мышь. А у моего дяди четыре собаки!

— У меня тоже есть!

Ангел все качала головой. Мы подошли к концу забора. Я еще раз скорчила гримасу: «Бэ-эээ!» — и покинула Ангела.

— Фуй! — раздалось мне вслед.

Я пробежала лужайку вдоль маленького ручейка и оказалась у другого соседского забора. Там, в проволочной изгороди, зияла большая дыра, через которую я и пролезала. Человек, возившийся каждое утро в соседнем саду, мне это разрешал. Его звали Вавра. Он был работником. Жил здесь один. Его хозяева уехали.

— На Запад, — сказал Вавра.

— Боятся русских?

Вавра кивнул.

— Ха-ха-ха! Они боятся и русских, и американцев, и французов. Они всех боятся!

Вавра задумчиво посмотрел в голубое небо и объяснил:

— Не без причины!

Потом указал на дом:

— Они отняли его у старого Гольдмана, Гольдмана-старшего. Отняли и сахарный завод. Все, что они имеют, отнято у евреев.

Вавра улыбнулся:

— А сейчас, поняв, что Гитлер проиграл войну, они перепугались. Боятся, что евреи вернутся и разобьют их тупые нацистские черепушки!

На что я заметила дрожащим голосом — мама мне строго-настрого запретила говорить об этом: