Набрав высоту, Кузьма осмотрелся. Пальчиков выходил из пикирования и сближался с мишенью. Резко заломив машину его, «ефимковским», приемом, лейтенант достиг наивыгоднейшего для стрельбы положения. Желтая дорожка трассы протянулась от капота «четверки» к конусу и внезапно оборвалась. Как и любой опытный летчик, Кузьма знал: если трасса оборвалась, встретившись с целью, значит, цель поражена. «Но как он сманеврировал, — подумал Ефимков о Пальчикове, — как сманеврировал!»
Подполковник Земцов не видел всего, что происходило в воздухе. Неотложный телефонный разговор оторвал его на несколько минут. Он возвратился к наблюдению, когда один из самолетов внезапным маневром близко подошел к надутому конусу и дал длинную очередь.
— Это, я понимаю, атака! — восхищенно воскликнул Земцов. — Сразу виден почерк Ефимкова.
— Обознались, товарищ командир, — заметил Оботов, — то не Ефимков, а Пальчиков…
Земцов оторвал взгляд от голубого неба и насмешливо дернул нижней губой.
— Что? Да если бы это был Пальчиков, мне бы осталось только запеть: «Вот уж сорок лет живу, ни во сне, ни наяву…» — он похлопал себя по бедрам и рассмеялся. — Никак нет, товарищ Оботов. Такой выход на дистанцию открытия огня у нас один Ефимков способен сделать… разве вот еще майор Мочалов.
— И тем не менее это Пальчиков, — спокойно повторил замполит.
Земцов продолжал возражать, но на всякий случай потянулся за микрофонной трубкой и попросил радиста вызвать «двойку».
— Сейчас я вам представлю более убедительные аргументы. «Чибис-два», «Чибис-два», — закричал он в трубку, — вы две минуты назад атаковали конус? Отвечайте!
— Я «Чибис-два», я «Чибис-два», докладываю: две минуты назад конус был атакован «Чибисом-четыре». Повторяю: не мной, а «Чибисом-четыре».
Земцов потешно зашевелил лохматыми бровями.
— Сдаюсь, замполит, честное слово, сдаюсь. Никогда бы не подумал…
В стороне от бетонированной посадочной полосы упал конус, сброшенный самолетом-буксировщиком. Его тотчас окружили летчики и техники.
— Какого цвета у Пальчикова были снаряды? — спросил Мочалов.
— У Пальчикова желтые, у Ефимкова красные, — поспешно доложил Скоробогатов. — А ну-ка, Еременко, быстро подсчитать пробоины!
Пока Нефедов поднимал над землей то одну, то другую сторону конуса, десятки глаз искали дыры в сером полотнище. Сержант Еременко торопливо бубнил:
— Одна красная, две желтые, еще одна красная, еще две желтые.
— Ого! Да лейтенанту Пальчикову можно дважды поставить отличную оценку! — воскликнул Скоробогатов. — Даже у Ефимкова на одну пробоину меньше.
Конус быстро оттащили подальше от бетонированной полосы, потому что самолеты уже заходили на посадку. Вскоре и «двойка» и «четверка» зарулили на свои стоянки. Ефимков первым вышел из кабины, освободился от парашюта и, ничего не говоря подоспевшему механику, бросился к самолету лейтенанта. Пальчиков стоял рядом с истребителем и синим клетчатым платком вытирал на лбу обильный пот. Кузьма подошел вплотную и взволнованно заговорил:
— Ну и ну! У кого вы научились так вести атаку?
— У вас, товарищ капитан, — несмело ответил Пальчиков.
Ефимков порывисто сгреб его в объятия.
— Ах, молодец! А я-то каркал, что из вас не выйдет истребителя… Вот-то ошибся. Да ведь вы золотой для авиации человек!
Вряд ли когда-нибудь Пальчиков покидал аэродром таким возбужденным и счастливым, как сегодня.
На «красной линейке» высился столб, к которому обыкновенно прикрепляли боевой листок. Сейчас у столба толпились сержанты и офицеры. Пальчиков приподнялся на цыпочки. «Что там за сенсация?» И вдруг зарделся, отступил. Захотелось поскорее отойти незамеченным в сторонку. На первом столбце боевого листка рукой писаря Сеничкина было выделено красными крупными буквами:
«Летчики! Стреляйте по конусу так же метко, как лейтенант Пальчиков…»
Пальчиков неожиданно лоб в лоб столкнулся со своим механиком, сержантом Еременко. И тут летчик не удержался.
— Ну что, сержант, — озорно подморгнул он левым глазом, — и про нас сегодня упомянули. Выходит, что и мы не самые последние. Так-то!
Пальчиков ладонью поправил свою челку и, весело насвистывая, зашагал дальше…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ