Первым человеком, кого Левин встретил в театре, оказался его заместитель Константин Ходасевич, который поджидал его, нервно меряя шагами фойе.
Это был высокий и сутулый молодой человек, всегда одевающийся в яркую и броскую одежду. При взгляде на него Левину иногда приходило на ум сравнение Костика с павлином, важно красующимся где-нибудь в зоопарке. Но Левин очень тепло к нему относился и не считал такое сравнение оскорбительным. К тому же держал он его всегда при себе, не позволяя вслух его высказывать.
Изобразив на лице страдание, Костя бросился к нему навстречу с криком:
– Привет, ты видел, что творится на площади?
– Ну, видел. Ничего там не творится. Чего возбудился-то, – спросил Левин.
– Как чего… .Там же митинг. Я к ним подошел, они на меня как коршуны накинулись. Ну, я дал деру, думал, что разорвут, – лицо Костика расплылось от удовольствия и радости, что он вовремя понял намерения толпы и успел удрать.
– Нечего было подходить, искатель приключений. Я вот не подошел, так меня никто и не узнал. А ты любопытный, вот и поплатился, – поддел его Левин.
– Поплатился. Сам понимаешь, нечасто в нашем городе проходят такие митинги, – как-то совсем уж, по театральному вздохнул Ходасевич.
Стоявшие в конце коридора молодые актеры поворачивали головы в их сторону, пытаясь расслышать их разговор.
– Гляди, как они уши свои на нас навострили, – нарочито громко проговорил Ходасевич, чтобы слышали актеры. Те сконфуженно отвернулись.
– Что будем делать?– обернулся он к Левину.
– Ничего. Хотя, нет. Я сейчас позвоню, кому нужно и решу этот вопрос, – пожал плечами Левин, хотя сцена на площади и вызывала в нем тревогу. Должна состояться премьера, а бывшая труппа не успокоилась и продолжает вести боевые действия. Нельзя было допустить провокаций и скандалов. Приходится думать, как погасить его.
– Хорошо, что есть связи и ты уверен, что все будет хорошо,– обрадованно произнес Ходасевич. Лицо его разгладилось и повеселело. – Слушай, давай сходим вечером в Прибой. Надо нам с тобой обговорить одно дело, а заодно я расскажу тебе о новых кандидатах на главного бухгалтера.
Левин согласно кивнул. Ходасевич пошел от него по коридору к себе. А он начал набирать номер знакомого чиновника кадровика из городской администрации. Узнав от того, что о митинге уже известно в полиции, и приняты меры, так как митинг не согласован, Левин с облегчением вздохнул и огляделся.
В фойе, кроме него и двух маляров, сидевших на корточках возле ведра с краской, никого не было. Левин прошел мимо них и поднялся на второй этаж в свой директорский кабинет.
Известная пьеса Островского «Волки и овцы», которая открывала сезон в обновленном театре должна была пройти в дерзком и провокационном формате.
Подобные постановки были пока редкими на театральных сценах страны, а если и ставились, то исключительно в столице, найдя в огромном торговом городе благодарного потребителя и положительный пафосный отклик в сми и на узких светских раутах, куда ходила обеспеченная публика. И до этого времени подобные спектакли не ставились в провинциальных городах, так как в их театрах режиссеры все де старались сохранить классические традиции и показывали спектакли по произведениям Островского, стараясь не отходить от смысла, заложенного в текст и стремясь привить зрителям нравственные ценности, прочитать и возвысить человеческие души.
Левин же первый год работы в театре, примерялся и так и этак к классическим пьесам и первое время не позволял себя менять сюжетную линию, придавая ей новые смыслы. Но так как перед ним стояла задача сделать единое арт-пространство для отдыха и бизнеса, он решил пойти по европейскому пути развития театра, и сделать в постановках упор на язык человеческого тела, на движения, стремясь сорвать покров стыдливости и невинности с героев на сцене, показав все части человеческого тела крупным планом и выпуклыми мазками, используя движение, различные расцветки в облегающих и скользящих трикотажных костюмах, чтобы подчеркнуть все интересные формы. Такой новаторский и несколько бесстыжий подход был совершенно незнаком местной провинциальной публике, и казался непонятым. Но он с этим не считался, так как занимался реформаторством репертуарного театра.
Он успешно решал административные задачи в качестве директора, и все больше раздумывал, как трактовать и другие известные ему и казавшиеся интересными для постановки и достижения цели старые классические спектакли.