— Что я не могу? — поинтересовался он. — Составить заклинание, закрывающее дверь? Нет, для этого гнезда не могу. Я сначала должен понять, как заклинание открывает дверь.
— Но я сам видел…
— Лэнт, ты глупец, — вяло возразил он. — Я знаю,
— Но, проклятье…
Он жестом остановил меня.
— Придется ждать. Возможно, проклятье еще что-то требует, чтобы перейти к действиям… А если открытая дверь…
Не договорив, он пожал плечами.
Солнца ползли на восток, голубое теперь ясно опережало красное. Я беспокойно смотрел на холм. Долго ли придется ждать, пока проклятие сработает? В этом нам могли помочь только боги. Величайшее из заклинаний Шуги шло насмарку — если оно не сработает, не будет больше богов, которые могли бы помочь нам. Все они будут настроены против нас.
Тени медленно удлинялись, прохлада сумерек уже растекалась над миром, а мы с Шугой все стояли в беспомощности и смотрели. Черное гнездо, мрачное и угрожающее, ждало. Желтый свет освещал проем двери.
Мир ждал. Гнездо ждало.
Проклятье ждало…
Неожиданно раздался хрустящий звук шагов по склону. Мы нырнули в кусты.
Немного спустя в поле зрения показался Пурпурный. Он поднялся на холм — я еще подумал, удовлетворил ли он свое желание? — и начал спускаться к своему жилищу. С той стороны, откуда он шел, не было видно открытой двери. Он обогнул гнездо и остановился. Затем торопливо шагнул вперед. Впервые мы видели Пурпурного, реагирующим на магию Шуги. Он закричал — точно охотящаяся летучая мышь. Перевод, без сомнения, был бы более содержательным, но говорящее устройство промолчало. Пурпурный бросился в дверь, задел за косяк и сшиб с носа стеклянные приспособления. Интересно, как Шуга умудрился так подколдовать?
Мы слышали, как он горланил внутри гнезда, — неистовые, яростные вопли, совсем на него непохожие. Время от времени грохочущий голос говорящего устройства разносился над холмами:
— Бог мой!.. Как эти… забрались? А-а, ужалил! Отдай ногу, ты… сын… Почему не действует… убийца насекомых!
— Жалящие насекомые причиняют ему беспокойство, — прошептал я.
— Богом проклятые жалящие насекомые!.. — поправил меня громыхающий голос Пурпурного.
— Насекомые жалят в любом случае, являются они частью проклятья или нет.
Шуга был прав. Проклятие еще не вступило в действие.
Я раздраженно теребил на себе мех. Чего ждут боги? Или они намерены ждать достаточно долго, чтобы Пурпурный успел нейтрализовать элементы, составляющие проклятие, и обратить его против Шуги?
Новые вопли неслись над миром:
— Яйца!.. Яйца!
— Во всяком случае, мы лишили его спокойствия, — прошептал я. — Это уже начало.
— Этого недостаточно. Боги должны были сцепиться друг с другом в стремлении его уничтожить… Должно быть, дверь виновата! Должно быть? Лэнт, я боюсь…
Он зловеще замолчал. Я почувствовал, как начал леденеть позвоночник…
— Примитивные ублюдки… похотливые извращенцы… Эта проклятая серая краска… кастраты… сифилитики… голозадые недоноски… Я испепелю эту похотливую деревню…
Пурпурный мог быть непоследовательным, но, несомненно, говорил искренне. Я приготовился к бегству. Я видел, как он бушевал в гнезде, неистово колотя по шишкам и выпуклостям, которые мы закрасили. Пурпурный лихорадочно крутил одну шишку за другой, пытаясь нейтрализовать заклинания Шуги.
— А эту волосатую скотину, Шугу, я…
Тяжелая дверь, раскрывшись, не дала нам дослушать до конца истерическую угрозу Пурпурного.
16
Мягкий ветерок цеплялся за листья, кусты и наши накидки. Тени удлинялись, пока не потерялись в темноте.
Голубое солнце замерцало и исчезло, оставив одно распухшее красное солнце. Все погрузилось в мертвенное молчание.
Мы с Шугой осторожно выползли из своего укрытия. Черное гнездо спокойно лежало в углублении. Дверь была закрыта, только оранжевый контур отмечал ее место на гладкой невыразительной поверхности.
Мы осторожно, опасливо подобрались поближе.
— Уже началось? — прошептал я.
— Заткнись, глупец! Сейчас нас, вероятно, слушают все боги! Мы приблизились вплотную. Черное гнездо оставалось неподвижным, поджидая нас. Шуга приложил ухо к его поверхности.
Гнездо-яйцо неожиданно и бесшумно взмыло вверх, отшвырнув Шугу в сторону. Я плашмя упал на землю и начал вымаливать прощение:
— О, боги мира, я полагаюсь на вашу жалость, я прошу вас, пожалуйста, не позволяйте!..
— Заткнись, Лэнт! Хочешь испортить заклинание?!
Я осторожно поднял голову. Шуга стоял, упершись руками в бедра, и смотрел наверх, в красные сумерки. Черное яйцо неподвижно и терпеливо зависло в нескольких футах над его головой.
Я устало поднялся на ноги:
— Что там делается? Шуга не ответил.
Гнездо внезапно превратилось из черного в серебряное и начало опускаться обратно на землю — также плавно, как поднималось. Красный диск цвета крови сверкал на его поверхности.