Лестница

— А вы кто? — спросила Машенька, и сердце ее от испуга забилось так сильно, что казалось, вот-вот выскочит из груди. Ей сразу же представилось, что ее Юрочку ограбили, стукнув сзади по голове, как это случилось совсем недавно с ней самой, забрали все, в том числе и мобильник: иначе кто еще, кроме грабителей, может отвечать на ее звонок таким чужим и ленивым голосом?

— По-моему, я первым задал вам вопрос: кому вы звоните? — прозвучал сердитый голос. И совсем глухо, видимо, прикрыв телефон ладонью: — Тут Теплякову какая-то баба звонит. Чо ей сказать-то?

Машенька отключила телефон, положила его на столик и уставилась на себя в зеркало: на нее смотрела девчонка, в глазах которой набухали слезы. Ясно было одно: с Юрой что-то случилось. Может, его взяли в заложники. Или… или…

В двери повернулся ключ — и Машенька, вздрогнув от неожиданности, уставилась на дверь, чувствуя, как слабеют ноги.

Дверь открылась — на пороге стояла мама.

— Мама! — вскрикнула Машенька в отчаянии. — Я звоню Юре на его мобильник, а мне отвечает чужой голос. Ма-мо-чка-а! С Юрой что-то случи-и-илось! — И Маша, кинувшись к маме, прижалась к ней всем своим телом и разрыдалась.

— Господи! Доченька! Да что с тобой? Что с ним может случиться? Расскажи толком.

Машенька лишь трясла головой, не в силах вымолвить ни слова.

— Ну, погоди! Что ты так сразу — случилось? Может, ничего и не случилось. В конце концов нельзя же так убиваться, ничего не выяснив, — увещевала дочь Татьяна Андреевна. — Давай разденемся и спокойно во всем разберемся.

— Мама! Мамулечка! Как ты можешь — спокойно? Я не могу спокойно! Я… я… я не знаю… он сегодня ни разу мне не звонил. Ни одного разочка, — сквозь рвущиеся из нее рыдания, выговаривала Машенька, пятясь от двери.

Татьяна Андреевна вошла наконец в квартиру, закрыла за собой дверь.

— Давай раздеваться, — сказала она твердым голосом.

Но Машеньку этот голос лишь подстегнул. Она топнула ногой и вскрикнула:

— Мама! Может, мне надо бежать куда-то, а ты… а я — раздеваться!

— Все, хватит истерик! — отрезала Татьяна Андреевна. — Истериками ему не поможешь. Тем более, если с ним действительно что-то случилось.

И тут зазвонил телефон.

Машенька рванулась к нему, схватила трубку.

— Да! Да! Я слушаю! Але! Але!

В трубке раздался знакомый голос Теплякова, хотя и несколько приглушенный, точно его хозяину трудно было произносить обыкновенные слова:

— Машенька! Здравствуй, милая! Как ты там?

— Я… я… Ты не мог мне позвонить раньше? — смеясь и плача, заговорила Машенька. — Я вся — прямо не знаю что! Я тебе звоню, а там кто-то чужой. Совсем чужой человек!

Татьяна Андреевна, успев лишь расстегнуть свое пальто, решительно отобрала у дочери трубку.

— Юрочка, здравствуй! Это Татьяна Андреевна.

— Здравствуйте, Татьяна Андреевна. Что-то случилось с Машенькой?

— С Машей ничего. Она тебе звонила на мобильник, а ей отвечал кто-то чужой.

— А-а, вон что! Я… я потерял телефон. Значит, кто-то его нашел. Не беспокойтесь: у меня все в порядке. То есть, не совсем. Меня немножко царапнуло по ребру. Ну, там… дорожная авария. Я сейчас в госпитале МВД. Ничего страшного! Честное слово! Обещают выписать дня через три-четыре.

— Хорошо, Юрочка. Очень хорошо. То есть, я хотела сказать, что ничего хорошего, если авария. Хорошо, если только царапина… А то тут Маша… Можешь себе представить, какие страсти приходят ей в голову. Мы к тебе приедем. Сегодня же. Что тебе привезти?

— Ничего не надо. У меня тут целая корзина фруктов! Ради бога! Я же говорю: меня скоро выпишут. Да и у вас не получится сегодня: нужно заранее заказать пропуск. Дайте, пожалуйста, Машеньку.

— Даю, Юрочка! Даю! А то она у меня трубку с рукой оторвет, — засмеялась облегченным смехом Татьяна Андреевна, отдавая телефон дочери.

— Я сейчас же поеду к тебе, — зачастила Машенька, шмыгая носом. — Где ты лежишь?

— В госпитале МВД. Я уже сказал маме: сегодня не пустят. Надо заказать пропуск, и только завтра.

— Они не имеют права! — воскликнула Машенька.

— Такие здесь порядки, радость моя. Я и сам очень хочу тебя видеть. Но давай потерпим до завтра. Ты, главное, не беспокойся обо мне. Травма совершенно пустяковая. Дышать немного трудновато, а так — ничего особенного. Честное слово! Просто в госпитале много свободных мест, вот они и держат меня — для статистики. А так бы, конечно, давно отпустили. И я тебя очень-очень люблю, моя самая хорошая, самая красивая на свете девочка.

— И я тебя тоже. Только обещай мне звонить почаще. А то я умру от страха.

— Ну что за глупости ты говоришь, Машенька? — попеняла ей Татьяна Андреевна, раздеваясь. — Юре и так там не сладко, и говорить ему трудно, а тут ты еще со своими страхами.

— Все, Юрочка. Я тебя крепко-крепко обнимаю и целую, — закончила Машенька, с вызовом глянула на маму и положила трубку.

— Господи, Маша! Тебе всего-навсего шестнадцать лет! Семнадцать исполнится лишь в январе следующего года. А ты — обнимаю-целую. Мать-то хотя бы постеснялась.