Лестинца

Оказался в дорожной пыли

Нераспроданный ею запас.

Укатились яблоки прочь,

Не нужны стали ей никогда.

Позабыв родительский кров

С ним уйдет она навсегда.

Если яблоко ты в пыли

У дороги нежданно найдешь,

Если ты одинок - подними,

Коли с милой вдвоем - обойдешь.

Если плод ты смело поднял,

То с избранницей раздели,

И беззвучный тогда грянет гром,

Взвоют ветры в бескрайней степи.

Неразлучны вы станете с ней,

И на вечность обречены,

Вместе будут два сердца петь,

Как у Мастера и Луны.

Он Небесным Мастером был,

Он богам должен строить дворцы.

Только ночь раз месяц они

Своей песне были творцы.

В небесах он построил дворец,

Чтобы домом тот стал для нее,

Но уюта в стенах его

Не бывало, как Мастера с ней.

И считала она скорбно дни,

Что остались до радости дня,

Занавеску каждый тот день,

Понемногу сдвигала она.

И на небе в месяц лишь раз

Не найдете вы света Луны,

Знайте, с Мастером та сейчас,

Одну ночь лишь вместе они.

И смотря на то, что внизу,

В ожидании милых шагов,

Помогает она молодым,

Свое счастье найти средь цветов.

Лишь одну ночь среди тридцати

Предоставлены сами себе

Те, что счастья безумьем полны,

Для кого нет гор и морей.

Если яблоко ты в пыли

У дороги нежданно найдешь,

Если ты одинок - подними,

Если с милой ты - обойдешь.

Он пел все так же, без особых изысков, но ему хотелось верить.

Когда закончил, некоторое время висела тишина. Спутники, полностью поглощенные миром песни, потрясенно молчали, осознавая ее конец.

- Как про себя пел, - ошарашено прошептал Ригг.

- А? - вынырнул Итернир из забытья песни, - Да. Наверное...

Вновь повисла тишина, обнимая мохнатой лапой.

- Неужто, - нерешительно спросил Ригг в пустоту, - это все? Может, Лестница и правда здесь кончается?

- Тогда тут боги, - сказал Кан-Тун, уставившись в землю, - а нам к богам и надо.

- А если жрецы... - задумался Итернир, подыскивая слово, ошибаются? И это конец Лестницы и богов никаких нет?

- Тогда эта... - подал голос Крын, - домой бы...

- Я вот никак не пойму, - задумчиво сказал Ригг, - как же это жрецы ошибаться-то могут?

- Это что же, - усмехнулся Итернир, - они, по-твоему, не такие люди, как мы?

- Не такие... - убежденно ответил Ригг, - они же с богами...

- Да что вы все "такие", "не такие" заладили, - возмущенно повысил голос принц, - в один голос все твердят, что бежать надо, а вы про жрецов! Как быть нам? Думайте!

- Раскомандовался, - недовольно проворчал Итернир.

- Сейчас-то что мы можем сделать, - вздохнул Ригг, - утром разве что, тот-то, который жрец у стопы... он же говорил, что оружие дадут.

- Ага, когда подпалят нас, тогда и дадут, вместо дров кинут, добавил Итернир.

- Не след щас говорить-то, - пробасил Крын, - все одно - не надумаем... завтра, видать... эта... виднее будет.

- Да, - покачал головой Итернир, - это, наверное, самая трезвая мысль и есть на сегодня.

- Да вы что? - громко изумился принц, - как же? Столько прошли и теперь сдаться? Сложить руки и ждать казни?

- А что делать? - спросил Итернир, тоже повышая голос, помнишь, тогда, в лесу, когда нас дикари те поймали? Тоже ничего не оставалось делать, кроме как ждать. Только Ригг нас и спас, углубившись в воспоминания, Итернир расхохотался, - помнишь, как мы с тобой ругались, когда он развязывал нас?

- Да, - ответил принц, неохотно отступая, - помню. Помню еще как в замке, в бочке мылся, а принцы эти дружбу предлагали...

- Нам есть, что вспомнить, - кивнул Ригг, - помнишь, Крын, как на скале-то, на уступе посреди Стены сидели?

- А как Крын косил?

- Как за обоз бились?

- И мальчик этот с нами тогда стоял. Кто бы мог подумать...

- Как же это, все-таки, - спросил Ригг, - как же это так можно - предать?

- Видать - обманулся, - пожал плечами Итернир, - а вообще, такое часто бывает. Может, пообещали они ему что-нибудь, а может, еще как? Из-за государственных интересов часто приходится идти на предательство. Верно, принц?

Кан-Тун ничего не ответил.

- Все равно, - мотал головой Ригг, - никак в толк не возьму, как же так можно?..

Крын, слушая перебор воспоминаний, попытался и сам вспомнить, что же сделал для общего дела. Он уже давно стал считать это Восхождение общим делом. И готов был отдать жизнь за этих людей. Из своего вклада, напрягшись, вспомнил только, как держал мост. Строили все-таки, вместе.

Улыбнулся. Если бы не его сила, не дойти бы сюда. Хотя, из-за силы, этой проклятой он здесь и оказался. Даже самое далекое воспоминание о детстве было связано с силой. Сейчас ему уже четырнадцать, почти пятнадцать, потому далекое детство помнил мало, одну только картинку.

Он совсем маленький стоит в одной рубашонке до пят посреди двора, а в руке желтый пушистый цыпленок.

- Мама! Мама! - кричит он, - гляди! Какой маленький!

Мать подходит и смотрит на зажатого в кулаке мальчика цыпленка. Охает и качает головой.

- Что же ты, - говорит она, - гляди, он уж мертвый, все нутро наружу. Что же ты сжал-то его так...

- Как же, мама?! - бросается в плач мальчик, всхлипы дергают грудь, душат слезы, - как же?! Он же... Я же только погладить. Мама!..