Лесные заветы

Алевтина лишь выпрямилась в полный рост, дерзко глянула в глаза рассерженного отца и усмехнулась, чем разозлила его еще больше. Степан Сескутов, не сдерживаясь больше в выражениях, выругался, так что уши мои покраснели, потом подскочил к Алевтине и начал ее трясти и хлестать пощечинами, вскоре ее лицо стало красным, но вызов в глазах молодой женщины не угас.

— Ах ты, паскуда! Я тебя растил, я тебе все дал, что вам бабам надо: тряпье, цацки, барахло это ваше комнатное и домовое, все, слышишь! Да я тебя, гадину, после твоего непотребства обратно в дом принял, а нужно было гнать в шею со двора! А ты вон как отцу платишь, неблагодарная дрянь!

Я с ужасом увидела, как тонкая струйка крови потекла из уголка губ несчастной женщины. Но она все еще не произнесла ни слова, молча терпела избиение и оскорбления от собственного отца. Жутко было смотреть на это. Да что же никто не вмешается, не остановит этого деспота!

Я дернулась было помочь, протянула руки, хотелось поколотить Сескутова в ответ по спине, со всей силы, но тут же вспомнила, зачем я здесь и осталась на месте.

Наконец, отведя душу, Степан Игнатьевич напоследок со всей силы ударил дочь и она рухнула на пол, а он крепко сжав кулаки, еле сдержал себя, сплюнул и быстро вышел вон. Через секунду громко хлопнула входная дверь и наступила долгожданная тишина.

Алевтина аккуратно привстала, отдышалась и поднялась, опёршись на край стола, села на краешек стула. Рукавом сарафана, по-мужицки, протерла все еще текущую кровь, потом откинулась на спинку и устало прикрыла глаза.

Мне захотелось подойти и поддержать ее, так тяжело ей было. Больно застучало сердце в груди, я чувствовала незримую связь со своей далекой родственницей, мы обе были одиноки и, как оказалось, у обеих были сыновья на руках. Как причудливо судьба закручивает в сложные жизненные узлы свои тонкие нити.

Но, вероятно, я никак не могла повлиять на события, все должно было идти своим чередом. Я лишь недоумевала, зачем мне показали эту некрасивую сцену из прошлого.

Между тем, Алевтина тяжело поднялась и вдруг, повернувшись, посмотрела прямо на меня.

— Коли пришла, проходи, сестра. Не стоит зря время терять. Оно тебе еще понадобится, Анна.

Я застыла на месте, как громом пораженная.

— Да вижу тебя, чего испугалась. А Аська имя мне твое подсказала, она-то уже перешла за грань как раз. Успокойся, живая ты, просто спишь в своем времени, иначе в прошлое не вернуться. Видно, время пришло, только непонятно, отчего ты посвящение от живой колдуньи не получила.

Она посмотрела куда-то рядом со мной пристальнее, сама себе зачем-то кивнула.

— Понятно все.

Потом грустно покачала головой, горько улыбнулась.

— Вон оно как все решается. Значит, последняя ты. Поэтому ко мне и пришла. Круг замкнулся. Да ты не бойся. Чтобы ритуал провести, живая ведьма нужна, а вот ты как раз можешь быть без сознания. Заклинание тебя позже нагонит, сила придет и закрепится. Время дай, заколдуешь, увидишь.

Я попыталась заговорить, но изо рта вылетали какие-то шипящие и булькающие звуки вместо слов. Алевтина рассмеялась.

— Ишь чего захотела, не доросла еще, сначала сил наберись. А пока, ночь подступает, самое оно для лесной колдуньи. Пойдем в лес, там и проведем. Просто следуй за мной и ни о чем не бойся.

Мы вышли во двор. В вечерних сумерках силуэты окружающих построек расплывались, но расположение домов осталось почти низменным, как оказалось, деревня выросла из хозяйской дворовой части, потом еще кое-то достроили и так и стоит вот уже столетие, неизменно.

Мы вышли в калитку. Алевтина шла и покачивалась, время от времени останавливалась передохнуть. Она напоминала мне древнюю старуху, что бережет колени и сгибается от старости, нежели здоровую молодую женщину, какой она по сути и была. Что же так истощило ее силы?

Тропинка в лесу слабо освещалась лучами заходящего солнца, явно стояла ранняя осень и пожелтевшая в некоторых местах листва весело подмигивала с веток деревьев, выделяясь на фоне прочей зелени.

Дойдя до какой-то поляны, Алевтина грузно осела на мокрую прелую листву, густым ковром покрывающую землю, и приложила руку к груди. Я было подумала, что ей совсем стало плохо. Но она, оказывается, нащупывала что-то под сарафаном. И вот она вынула подвеску в виде кристалла, прозрачного и чистого как слеза. Солнечные зайчики тут же заплясали на его строгих, геометрически выверенных природой, гранях.

Кристалл был мне хорошо знаком. Его я видела на портрете сидящей передо мной родственницы, что висел в моем времени в гостиной сескутовской усадьбы. Кстати, откуда он появился там? В этом времени я его на стене не заметила.

Алевтина повернулась и нашла меня глазами, кивнула, подзывая ближе.

Я чувствовала себя куклой на веревочке, которую двигают туда-сюда без ее согласия. И выбор мне не предоставляют.

— Сядь передо мной и опусти свои руки поверх моих, вот так, правильно. Теперь закрой глаза и постарайся представить того, кого любишь больше всего на свете.

В голове тут же возник образ Тиши, мой мальчик мне задорно улыбался и что-то лопотал, еще не умея толком говорить.