Лера и параллель

Глазами я поискала официанта, пока Максимилиан изучал винную карту, я была немного голодна, но, по правде говоря, опасалась что-либо пить или есть здесь, поэтому перед выходом выпила чаю, съела пару тостов и яблоко. Официант подошёл, чтобы принять заказ, а я, наконец-то, смогла рассмотреть бармена, за которого всё время цеплялся глаз, его я видела издалека и только в профиль, но могла точно сказать, это был тот же, что угостил меня катализатором к телепорту. Я тут же сказала об этом Максимилиану.

— Сиди здесь, я быстро, — и вот спустя всего мгновение, он уже стоит у черненой стойки вишневого дерева, со сложенной купюрой меж длинных пальцев и о чем-то говорит с мужчиной. Рука под браслетом зачесалась, я приподняла рукав из тонкой ткани и обомлела. Две серебристо-лиловые печати светились ярче, чем прежде, зудя словно место комариного укуса, я хотела было позвать Макса, но того и след простыл. Я натянула рукав и вернула браслеты на место.

Вдруг, мимо меня прошёл еще один из тех, кого я видела в своём мире, шкаф-бугай, что заклеймил меня горящим сейчас тавром на руке. Поправ всю осторожность, я ломанулась в его сторону желая получить хоть какие-нибудь ответы, я практически была у цели и стопроцентно уверена, что он заметил мой маневр к сближению, но тут меня больно схватили повыше локтя и резко рванули на себя.

— Здорова, Лерыч, — просипел коротышка, которого я, ясное дело, видела первый раз в жизни, — пошли потрещим, птичка… И выдвинув клыки и блеснув алмазными глазищами повел растерявшуюся меня в черному выходу, на котором бледно-зеленым мигала табличка «пожарный ход».

*Флок — более прочный заменитель бархата для мебели.

Глава 13. Когда тебя предали — это всё равно, что руки сломали. Простить можно, но вот обнять уже никак

Как-то очень быстро, сквозь дверь запасного выхода, коротыш вывел меня из здания. Железная пожарная лестница кончилась так же быстро, как и началась. Рука моя, наверное, уже как баклажан. Это я к тому, что фиолетовая и распухла, так сильно его пальцы сжимают предплечье. Толстяк продолжает отдавать мне команды не забывая сверкать крошечными бриллиантами глаз. В пару каратов, не больше. А я что, а я ничего, делаю вид, что вся из себя загипнотизированная такая и волочусь за ним, стараясь быстро переставлять ноги и не спотыкаться о щербатый асфальт. Вампир швыряет меня на кованную лавочку, и я плюхаюсь на неё, больно ударяясь мягким местом. Холодно, черт побери. Ткань платья тонкая, а ноги так вообще голые, а на улице явный минус, вон даже пар идет изо рта.

— Ну что, птичка, — обращается ко мне упырь, — рассказывай.

— Прочность, — начала я, — это способность элемента конструкции сопротивляться разрушению под нагрузкой. Жесткость — это… — А что? Откуда я знаю, что этот колобок от меня хочет, а так и знаниями по сопромату блеснула, и время потянула.

— Заткнись, идиотина, — перебил меня, нетерпеливый какой, а я, между прочим, даже до закона Гука не дошла, — ты меня что, за дурачка держишь? Рассказывай, как ты в Визард вернулась? Как с Лигару снюхалась? Что с проектом? Говори! — и опять тряхнул меня за многострадальную руку.

— Простите великодушно, — я начала закипать, — а вы, собственно, кто? Меня матушка предупреждала с незнакомцами не разговаривать. А мы точно не были представлены друг другу, ваши манеры, сэр, просто ужасны? — даже, по-моему, я перегибала палку и строить из себя блаженную получалось всё труднее, а судя по реакции на мои слова толстяка, именно за сумасшедшую он меня и принял.

— Ты что? Разум потеряла? — перешёл на фальцет толстяк, и прижал меня к ледяной спинке лавки, щелкая зубами и сверкая белой радужкой. Мне с трудом удавалось сохранить спокойствие, к тому же было очень холодно и болела рука, но на мои неудобства ему было естественно плевать, он, молниеносным движением, схватил меня за горло и начал медленно, с каким-то садистским кайфом душить, поднимая над собой и вставая с лавочки, бормоча тихо что-то вроде, — бесполезная, никчемная идиотка…

Дальше я слушать была не намерена, да и белые мушки начавшие кружить у меня перед глазами сильно сокращали моё время в сознательном состоянии, ничего умнее я не придумала и вместо попыток вырваться, притянула своего душителя поближе и как жахну его серебряными браслетами по мясистой морде. Тот заверещал, словно его задницу засунули на костёр инквизиции, но почему-то оторвать мои руки от щек никак не мог, из его глаз брызнули кровавые слезы, а я, не гнушаясь запрещенных приемов от души дала ему по яйцам. Толстяк сложился пополам, а я услышала низкий хриплый голос, произносящий с издевкой:

— Какая ветренная, я лишь отвернулся, а ты уже с другим, моя Тари…