Леопард охотится в темноте

Раздался резкий треск. Дно отвалилось от горшка, и из него хлынул поток радужного света, по сравнению с которым даже кристаллические стены пещеры казались блеклыми и неинтересными. Алмазы посыпались на алтарь, отскакивая друг от друга и от каменных плит, и замерли пирамидой, сверкая как угли в костре.

* * *

— Не могу поверить, что это алмазы, — прошептала Сэлли-Энн. — Они выглядят как камешки, красивые и блестящие, но камешки.

Они пересыпали содержимое четырех горшков и сумки из шкуры зебры в брезентовый мешок и оставили пустые горшки рядом с мумией короля, а сами удалились, чтобы не беспокоить его, к входу в тоннель.

— Во-первых, — заметил Крейг, — легенда не соответствует фактам. Емкость этих горшков, скорее, пинта, а не галлон.

— Тем не менее пять пинт алмазов — это лучше, чем тычок в глаз рогом носорога, — возразил Тунгата.

Им удалось развести небольшой костер из обломков лестницы. Они сели на корточки вокруг него, и от их мокрой одежды повалил пар.

— Если это алмазы, — все еще сомневалась Сэлли-Энн. — Это алмазы, — сказал Крейг. — До единого. Смотрите! Крейг взял один из камней с острой как нож гранью и провел им по стеклу лампы. Раздался резкий, неприятный скрежет, и на стекле осталась глубокая царапина.

— Вот вам доказательство. Это алмаз.

— Такой большой! — Сара выбрала камень поменьше. — Даже самый маленький больше фаланги моего пальца.

— Рабочие выбирали самые крупные камни, которые можно было увидеть при первой промывке, — объяснил Крейг. — Не забывайте, камни теряют не меньше шестидесяти процентов массы при огранке и полировке. Этот в результате будет не больше горошины.

— Цвета, — пробормотал Тунгата. — Сколько оттенков. Были полупрозрачные камни лимонного цвета, камни цвета янтаря или коньяка, всех оттенков, но были и совсем неокрашенные камни, прозрачные, как вода в горных потоках, грани которых сверкали даже в тусклом свете костра.

— Посмотрите на этот.

Камень, который выбрала Сэлли-Энн, был темного синевато-лилового цвета, как воды Мозамбикского течения, пронзенные лучами полуденного солнца.

— А этот! — Камень был алым, как брызнувшая из артерии кровь.

— И вот этот! — Зеленый, невероятно красивый камень, меняющий окраску при каждом колебании света.

Сэлли-Энн разложила окрашенные алмазы перед собой.

— Как они красивы. — Она стала сортировать камни, откладывая алмазы всех оттенков желтого цвета в одну сторону, а всех оттенков красного — в другую.

— Существуют алмазы всех основных цветов. Ему словно нравится имитировать цвета, принадлежащие другим драгоценным камням. — Крейг протянул руки к костру. — К тому же кристаллы могут иметь практически любую форму от куба до октаэдра или додекаэдра.

— Вот это да! — с легкой издевкой произнесла Сэлли-Энн. — А что такое октаэдр, скажи на милость?

— Две пирамиды с треугольными сторонами и общим основанием.

— Bay! А додекаэдр?

— Два ромбоэдра с общими гранями.

— Почему ты так много знаешь?

— Я ведь писал книгу, не забыла? — Крейг улыбнулся. — Половина книги была посвящена Родсу, Кимберли и алмазам.

— Все, достаточно, — сдалась Сэлли-Энн.

— Совсем нет. — Крейг покачал головой. — Я могу продолжить. Алмаз является практически идеальным отражателем света, в этом его превосходит только хромат свинца, и только хризолит лучше алмаза рассеивает свет. Но ни один из камней не может сравниться алмазом, если одновременно учитывать его способности отражать, рассеивать и преломлять свет.

— Замолчи! — приказала Сэлли-Энн, но ее заинтересованный взгляд говорил об обратном, и Крейг продолжил:

— Его блеск не подвержен влиянию времени, хотя раньше люди не умели гранить алмаз, чтобы раскрыть его подлинное великолепие. По этой причине римляне более высоко ценили жемчуг, и даже первые ювелиры в Индии лишь немного отполировали естественные грани «Кох-и-Нора». Они пришли бы в ужас, если бы узнали, что современные огранщики уменьшили массу этого камня с семисот карат всего до ста шести.

— А семьсот карат — это много? — спросила Сэлли-Энн. Крейг выбрал один из камней, разложенных Сэлли-Энн, размером с мяч для гольфа.

— В этом камне приблизительно триста карат. Из него может получиться апаргон, то есть бриллиант чистой воды более ста карат. Потом люди дадут ему имя, похожее, скажем, на «Великий Могол», «Шах» или «Орлов», и начнут слагать о нем легенды.

— «Огонь Лобенгулы», — предложила Сара.

— Неплохое имя, — согласился Крейг. — Как раз подходит. «Огонь Лобенгулы».

— Сколько? — поинтересовался Тунгата. — Сколько может стоить эта кучка красивых камешков?