Трус — Георгий Вицин был старшим из троих и самым любимым актером Гайдая (10 фильмов вместе) — опустившийся интеллигент, далекий потомок Васисуалия Лоханкина, окончательно ушедший в прислугу хулиганью. Балбес — всесоюзный клоун Юрий Никулин, без которого кинематограф Гайдая также непредставим, — жизнерадостный дурак и пивной алкоголик. Наконец, Бывалый — Евгений Моргунов, чье амплуа было навсегда переосмыслено этой фарсовой ролью, — возможно, бывший авторитет с зоны, прирожденный «пахан», одновременно похожий на советского начальника-жлоба. Три души советской системы, три ее смертных греха, три отступления от умозрительных правил трещавшей по швам утопии, давно сами превратившиеся в правила. Трехголовый дракон советского застоя. Неудивительно, что они моментально перешагнули границы гайдаевского мира, оказавшись на телевидении, в газетах и журналах, даже в детской анимации.
Хотя, конечно, нельзя недооценивать и студентку педвуза Нину (самая знаменитая роль Натальи Варлей) из «Кавказской пленницы», и ее незадачливого кавалера, также ставшего бродячим типажом, — очкарика-энтузиаста Шурика (Александр Демьяненко) из трех гайдаевских комедий. С нежностью и иронией Гайдай, выросший в сталинском СССР, смотрел на своих необстрелянных простодушных персонажей-идеалистов, позволяя им — исключительно ради условности жанра — случайно побеждать обстоятельства. Однако это «добро» в фильмах режиссера было очевидно менее самоуверенным и укорененным в реальности, чем будничное и бодрое «зло». Недаром Шурик «и часовню разрушил», и в похищении спортсменки-комсомолки помог. Эта двойственность была в самом Гайдае, одновременно образцовом шестидесятнике и скептике, прозорливо рассмотревшем прекраснодушие эпохи и высмеявшем его.
Вторая и стоящая отдельно веха — конечно же, «Бриллиантовая рука», самая кассовая и любимая советская комедия, вышедшая в поворотном и кризисном 1968-м. О чем вообще этот фильм, разобранный на цитаты, с завирально-криминальным сюжетом и парадоксальными диалогами Якова Костюковского и Мориса Слободского? А также с изумительными песнями Александра Зацепина на стихи Леонида Дербенева, с эталонными ролями не только главных героев — Юрий Никулин, жена режиссера Нина Гребешкова (лучшая ее работа!), Анатолий Папанов, Андрей Миронов, — но и второстепенных (незабываемы Нонна Мордюкова, Светлана Светличная). Его содержание явно не ограничивается пародией на шпионское кино. Кажется, Гайдаю и его соавторам удалось гениально вывести на экран идеальный образ советского обывателя.
Лишь намеченный Зощенко, чью прозу Гайдай экранизировал позже, homo soveticus является во всей красе в обличье никулинского Семена Семеновича Горбункова. Он безразличен к любой идеологии, но также свободен от мещанских и буржуазных предрассудков. Этот вечно радостный остолоп начисто лишен эгоизма. Его судьба, поступки, решения, даже части тела отчуждены от его воли. По жизни его ведет непробиваемый пофигизм, выраженный в песне-манифесте с рефреном «А нам все равно!», немедленно ставшей мемом. Но именно самоотдача и бессребреничество, сближающие его с Иваном-дураком из сказки или солдатом Швейком, позволяют Горбункову выйти победителем из опасных приключений. Смеясь над ним, зритель и любил его, и узнавал в нем себя.
Наконец, третья веха связана с экранизациями Гайдая, с ранних работ показывавшего филологическую чуткость и способность к неординарным адаптациям. Не все они были одинаково удачны, но стоит засчитать попытку перевести на язык кино и О. Генри («Деловые люди»), и Ильфа с Петровым («12 стульев»), и вышеупомянутого Зощенко («Не может быть!»), а также насытить новыми интонациями Гоголя («Инкогнито из Петербурга»). Однако подлинным триумфом — и лучшим фильмом, снятым режиссером в 1970-х, — по праву считают картину «Иван Васильевич меняет профессию», экранизацию все еще полузапрещенного Булгакова.