Леонид обязательно умрет

Она поднялась из кресла, чувствуя в ногах необыкновенную легкость, а в душе любовный порыв. Она даже хотела тотчас признаться доктору в огромном чувстве, но он опередил ее приказом:

– Идите к камере!

Она подошла к агрегату, готовая с легкостью идти ради любимого на все. Пускай на смерть!

– Очки надевайте!

Она натянула нечто, лишь отдаленно напоминающее предмет для коррекции зрения. Скорее это была узкая защитная маска для глаз с непрозрачными, туго прилегающими к глазницам стеклами.

– Ничего не вижу! – игриво констатировала Ангелина. – Сварочные работы будем проводить?

– Снимайте рубашку!

Она разделась, продолжая что-то кокетливо бормотать, но Утякин ничего уже не слышал.

В ближайшие часы должно было произойти то, над чем он работал последние двадцать лет! От этого эксперимента зависела его будущая жизнь. Он то ли молился, подводя Ангелину к аппарату, то ли заклинал кого-то… Его губы двигались произвольно, а сухая кожа на лице стала еще бледнее.

Утякин открыл дверь агрегата и помог Лебеде войти в него.

– Возьмите в рот загубник! Он как в акваланге! Нашли?

Он услышал утробный звук, подтверждающий, что пациентка нашла то, что от нее требовали.

Михаил Валерианович закрыл дверь камеры, зачем-то сочно сплюнул на кафельный пол и повернул стартовый ключ запускающего механизма.

Раздался тонкий, протяжный звук, будто птица закричала, и через пятнадцать секунд Ангелина Лебеда испытала такую невероятную боль, которую вряд ли довелось испытать кому-то из тех, кто когда-нибудь жил на Земле…

11

Он увидел ее спящей на потолке, себя парящим рядом на ее кровати, словно на ковре-самолете. От восхищения он пролил слезу в небо, а когда она вдруг открыла свои чудесные кукольные глаза, произнес только ей:

– Я люблю тебя! Будь моей женой!

Она хлопнула своими божественными ресницами, будто ночная бабочка крыльями, и разглядела давешнего мальчика сидящим на ее кровати. Это он избил днем Ромку Психа.

«Что он тут делает, в девичьей палате?» – задалась вопросом Машенька.

А Леонид, продолжая трястись всем телом, ждал от своей возлюбленной ответа.

– Тебя поймают и накажут! – зашептала Машенька. – Уходи скорее!..

В ответ он сунул свою руку под девичье одеяло, ощутив всеми пальцами нагретое пространство и совсем рядом с ладонью теплую живую плоть.

– Что ты делаешь?

Машенькины глаза сделались совсем круглыми, она ничего такого не ожидала, просто удивлена была.

Леонид отыскал ее чуть влажную ладошку и повторил:

– Я люблю тебя! Будь моей женой!

Она постаралась осторожно высвободить свои пальчики из его руки, но его пальцы были, как силки – чем настойчивее из них выбираешься, тем сильнее они держат! Вместе с тем Машенька, прослушав такое неожиданное признание, ожидаемое подсознательно еще с пятилетнего возраста, вдруг потеплела разом всем телом, губки ее приоткрылись, а сердечко заколотилось вольной птичкой в клетке… Она молчала, совершенно не зная, что отвечать нужно или что предпринять…

А он, еще не привыкший к тому, что все перевернулось с ног на голову, глядящий в темноте на очертания ее тела страстным взором, требовал всем существом своим ответа на откровение.

– Любишь? – вопросил он.

Машенька вдруг почувствовала крепость его руки, затем доселе не знакомое ощущение в девичьих местечках, учащенно задышала и сказала глупое:

– Ты ведь еще маленький!

От этих обидных слов он сделался, будто раненый, сжал ее пальцы до хруста, а потом, взявши себя с усилием в руки, страстно зашептал:

– Я – не маленький!.. Я – большой!.. А ты – дура!

Машенька хотела было обидеться на оскорбление, но властность в голосе этого новенького задела какие-то новые струны девичьей души, до сей поры не звучавшие в ее организме. Она прислушалась к тем звукам и посчитала их не такими ужасными на самом деле… Столько неизведанного и нового произошло с ее ощущениями и чувствами вместе с ночным приходом этого мальчишки… Она вдруг сказала:

– Я, наверное, смогу тебя полюбить!

Он тотчас отпустил из тисков своей руки ее хрупкие пальчики, потянулся к небу, на фоне которого бледнело ее личико, потянулся жадно, жарко дыша, и поцеловал Машеньку в губы истово. Она инстинктивно засопротивлялась, сжимая рот накрепко, защищая свой первый поцелуй, а его язык, крепкий и жесткий, все давил на губки агрессором, пока наконец не сломил оборону и не проник за сахарные зубки, в сладкую девичью жизнь.

Они целовались, пока утро не засуетилось за оконными шторами.

– Иди! – шепотом прогоняла Машенька. – Тебя поймают!

– Ты выйдешь за меня замуж? – не отступал он.

– Сумасшедший!

– Выйдешь?

– Нас никто не поженит!

– Моя забота!

Ах, как ей нравились его натиск и уверенность в себе. Ей, конечно, хотелось, чтобы интернатская жизнь оказалась тотчас позади, чтобы этот Серый Волк, явившийся из мечтаний, унес ее на своей спине в другую, сказочную жизнь, а потому она была готова душой на его невероятное предложение и вслух сказала:

– Я согласна… – и сама ужаснулась этому ответу.

Он не слишком радовался ее словам, словно уже заранее был уверен в согласии, лишь поцеловал ее по-взрослому – в нежный висок, а затем проинструктировал: