Леонид обязательно умрет

Здесь в обруганном существе Паничкина организовалась спасительная злоба. Как это его, выдающегося советского психиатра, да такими словами! И еще какой-то мальчишка-мозгляк!.. Главврач злобы на лице не выказал, а наоборот, состроил отрешенную профессиональную улыбку.

— Вы, молодой человек, постарайтесь вести себя спокойно, — выставил перед собой указательный палец, дабы сфокусировать на нем пациента. — Или вас определят в буйное отделение, а там всякие препараты… Очень болезненно!.. Спокойненько!..

Паничкин уже всем своим миром ненавидел юного пациента Северцева. Он внутренне решился на жесткие карательные меры, но феномен вдруг произнес покаянным мальчишеским голосом:

— Простите, профессор!

— Не понял! — опять испугался Паничкин.

Мальчишка поднялся на ноги и, изображая стыд, будто наготы стыдился собственной, прикрыл низ живота ручками, сделал два шажка, склонил голову и пояснил:

— Нервы, профессор! Сами посудите, шесть лет в одиночестве, без пищи… Всякий на нервный срыв имеет право. Вы уж простите великодушно!.. Я — голый… Стресс…

Паничкин находился в состоянии такого изумленного потрясения, что более не в силах был оставаться в боксе с Северцевым, спешно покинул его, дав команду запереть девятнадцатый наглухо.

— Кормить? — поинтересовался завхоз психиатру в спину.

— Что?

— Найденыша кормить?

— Конечно, конечно! — ответствовал Паничкин через плечо. — Мы же люди, в конце концов!

«А если мы Ирочку не кормили, то что, теперь не люди? » — задал себе вопрос Берегивода.

Еще два дня мучился в своем кабинете главный психиатр. Десятки разных предположений проскальзывали в его воспаленном мозгу. И научные версии возникали о происхождении семилетнего Тарзана, о возможности его выживания при полном отсутствии пищи, а тем более воды. Летаргия? Мумифицирование? Тьфу, глупость какая!.. И бытовые предположения обдумывались — нарочное мистифицирование его, психиатра Паничкина, с целью дискредитации! В этом он подозревал бывшего следователя Берегиводу…

Ближе к вечеру усталый мозг выдавал совсем страшные вещи. Мальчишка — вовсе не мальчишка, а дьявольское воплощение или того хуже — Божественное. То или другое послано для расправы с Паничкиным за посильное участие в злых временах… При таких мыслях Паничкин глотал по три таблетки феназепама, запивая транквилизатор коньяком. Через пять минут его плоть охватывала блаженная нега, он был готов дружить и с Богом, и с дьяволом, а потом, расслабленный, засыпал на кожаной кушетке прямо в кабинете.

Изможденный на утро третьего дня до последнего края, Паничкин распорядился по телефону отмыть пациента Северцева в душе, постричь цивильно и накормить обедом, предназначенным для персонала. Затем одеть мальчика во все новое больничное и доставить к нему, Паничкину, прямо в кабинет для терапии.

Что и было сделано.

Леонид, одетый во все новенькое — белое, сидел напротив стола психиатра, а взгляд его был ангельски покорным, будто мальчик продолжал просить прощения за давешние оскорбления.

Паничкин постарался улыбнуться, потом спросил сипло:

— Тебя как зовут?

— Леонид, — ответил невольник советской психиатрии.

— Да-да. А меня Паничкин. Доктор Паничкин.

— Очень приятно.

— И мне…

Потом они долго молчали. Леонид не отрывал своего чистого взгляда от психиатра, тот в свою очередь потупленно глядел в пол, иногда лишь вскидываясь головой.

— Вы так не расстраивайтесь, — предложил Леонид. — Все будет хорошо.

— А как ты выжил? — неожиданно вырвалось у Паничкина.

— Все очень просто, — пояснил Северцев, — мне Данилка помогал.

— Это какой Данилка?

— Которого вместо меня на саночках свезли.

— Он что, тоже выжил?

— Выжил!.. Он вас тоже навестит!.. И Ирочка! Были речи мальчишки абсолютно ненормальными на взгляд Паничкина, показывающие на шизофренический диагноз. Но психиатру все равно стало почему-то страшно, как никогда в жизни, хотя перевидал он на своем веку столько шизофреников, сколько нормальных людей не видел.

— Шутишь?

Леонид улыбнулся виновато и признался:

— Шучу! Разве может мертвый олигофрен мне помочь?

— Нет, — твердо ответил психиатр.

— Значит, шутка.

И здесь Паничкин все понял. Мысли побежали скоренько, складываясь в логическое построение.

Точно!!! Завхоз Берегивода! Бывший следак!.. Его кровавых рук дело!.. С его слов, якобы замки не открывались много лет! А где тому свидетели?.. Заставил гэбэшная сволочь персонал молчать о том, что мальчика кормили, учили и его психика вошла в нормальное русло! Подставу готовил расстрелыцик коварную!.. Ишь, изощренный деспот, еще надпись соорудил пугающую! Своим дерьмом нагадил или?..

Главный психиатр просиял лицом. Теперь ему все было ясно, как в весеннее, солнечное утро ясно в небесах.

— Берегивода? — заговорщицки вопросил он. Леонид покорно согласился.

— Да. Вы — проницательный!

— Тридцать лет в психиатрии!

— Солидно.

— А тебе сколько лет?

— Семь.

— А мыслишь на восемь.

— Спасибо.

— А зачем Берегивода хотел подставить меня? Отвечай смело, меня можешь не бояться!

— Не знаю, — с неподкупной искренностью ответил Леонид. — Я мальчик, я таких вещей не понимаю. Мне семь лет, и я хочу в школу!

— В школу?

— Учиться.