Леонид

Подполковник Александр Трофимович Верхотурцев проснулся в палате московского военного госпиталя и увидел на тумбочке букет роз. Алые цветы стояли в стеклянной вазе, в каплях воды, пахли прохладной оранжереей. Глядя на розы, Александр Трофимович услышал звон взлетающего штурмовика. Боевой аэродром в окрестностях московского госпиталя отсутствовал. Однако продолжал действовать открытый Верхотурцевым закон, согласно которому звук самолета превращался в цветок. Роза порождала звук взлетающего самолета.

За неделю, пока длилось обследование, Александра Трофимовича помещали во множество аппаратов. Обвешивали чувствительными датчиками. Томограф, в поисках аномалий, лучом рассекал его мозг на множество тонких слоев. Ему вводили в пищевод крохотную телевизионную камеру. На черных листах фотопленки отпечатывался его скелет. Ультразвук просвечивал сердце, почки и печень, как гидролокатор подводной лодки просвечивает морское дно. У него брали все жидкости, из которых состояло тело, даже слезы. Врачи заглядывали на дно глазных яблок. Изучали хрусталик глаза. Психологи предлагали множество тестов, которые пугали своей простотой и таящимся в них подвохом.

Врачи докапывались до самых малых изменений, что произошли с ним во время падения в Средиземное море. Но не смогли обнаружить ту новую сущность, что поселилась в нем во время круговерти, когда смерч рассек ему грудь и вкатил под сердце таинственный шар, загадочный плод. Психологи ничего не знали о непорочном зачатии, случившемся в сумраке ревущего смерча.

Александр Трофимович лежал в палате, смотрел на чудесные розы. И ему казалось, что здесь побывала прелестная женщина, и он благодарно целовал усыпанные кольцами руки.

В палате появился доктор, весь в белом, и офицер в накинутом на плечи халате. Халат скрывал звание.

– Подполковник Верхотурцев?

– Так точно.

– Александр Трофимович, вам надлежит явиться в Кремль, где вам будет вручена правительственная награда. Награду вручит Президент. Вам достаточно часа, чтобы собраться? Машина вас ждет внизу.

Когда Александр Трофимович сквозь Троицкие ворота попал в Кремль и двинулся среди золотых и серебряных куполов, он пережил внезапное головокружение. Вдруг понял, почему воевал в Сирии, сутками лежал в укрытие, без воды и хлеба, наводил авиацию на скопление пехоты и танков. Самолеты, взлетавшие с базы Хмеймим, поднимались отсюда, из Кремля. Здесь загружались бомбами и ракетами. Здесь пилоты садились в кабины, взлетали, взяв курс на Пальмиру и Алеппо. В сирийском небе летели золотые и серебряные купола, пикировали на дороги, наносили удары. А потом возвращались в Кремль, раскрывали тормозные парашюты и опускались на кровли соборов. Под пыльным сирийским солнцем тускло сияли не самолеты, а купола кремлевских соборов.

Это было легкое помрачение. Так случается, когда резко встаешь, и все вокруг начинает плыть, все в жидком стекле. Мир теряет подлинность и становится мнимым.

Александра Трофимовича проводили вверх, по широкой парадной лестнице. Ввели в Георгиевский зал.

Бриллиантовая вспышка ослепила Александра Трофимовича. Хрустальные люстры сияли как солнца. Золотом на белом мраморе были начертаны имена героических полков, батарей, экипажей. Александр Трофимович испытал ликование. Его звали к себе эти русские герои, несущие русскую славу через океаны, хребты и пустыни. Он зван на их корабли, в их походные колонны и стреляющие батареи.

В зале были расставлены кресла. Высился подиум. В креслах сидели те, кто ожидал наград, а также именитые гости, кто своим присутствием придавал торжественность церемонии.

Вежливый служитель, сопровождавший Александра Трофимовича, называл имена гостей. Среди них был знаменитый дирижер, чей оркестр гремел во время национальных скорбей и торжеств.

– Конечно, я знаю его, – Александр Трофимович с благоговением смотрел на седую гриву волос. Эта грива вздымалась над головой дирижера, когда тот грозно взмахивал палочкой. – Я слушал его в Пальмире, среди античных развалин. На окраинах еще раздавались взрывы.

– Рядом с ним скульптор, который поставил памятник Владимиру Святому. Теперь он заканчивает величественную композицию, которая называется «Птица русской истории». Все великие русские князья, цари, вождь Иосиф Виссарионович Сталин передают из рук в руки Жар-птицу. Наш Президент Леонид Леонидович Троевидов принимает ее от Иосифа Виссарионовича Сталина и направляет в будущее.

– Какая величественная композиция! Это символ всей русской истории, – Александру Трофимовичу показалось, что эти слова произносит не он, а тот, кто поселился в нем, знает тайну русской истории.

– А рядом сидит детский врач. Он излечил десятимесячного ребенка, найденного в развалинах после теракта в Магнитогорске. Говорят, врач использовал во время лечения не только новейшие препараты, но и святую воду из Иордана.

– Наша жизнь в руке Божьей. Поверьте, я знаю это, – и снова эти слова исходили не от него, а от того, кто поселился в нем при падении в Средиземное море.