Леонард Коэн. Жизнь

Потом Леонард сообщил Тельме, что они идут в отель «Челси». «Я не знала, что это за отель «Челси», и спросила, что там, а он сказал — Нико. Я тогда только краем уха слышала о Нико и Энди Уорхоле, но он произнёс имя Нико таким мечтательным, печальным голосом, что, наверное, он поэтому туда и хотел». В отеле Леонард первым делом подошёл к стойке и спросил, нет ли для него писем. «И так я узнала, кто он такой, — говорит Блиц. — Я немного запаниковала, потому что поняла, что он важный человек — его первый альбом стоял в витрине книжного магазина на Сент-Маркс, но я не узнала его, он был совсем не похож на свою фотографию на конверте пластинки. Но, вместо того чтобы пытаться сразить меня рассказом о своих достижениях, как сделал бы всякий, кто подкатывает к девушке, он даже не сообщил мне, как его зовут. Он сказал — с самоиронией, преуменьшая свои успехи: “Ну, у меня есть кое-какая публика в Канаде”».

Он рассказал Тельме, что у него день рождения, и они отпраздновали это в «Эль Кихоте» блюдом с сельдереем и оливками вместо алкоголя. Потом они отправились в номер Леонарда на первом этаже. «Он достал гитару и спел мне две песни — я узнала их, только когда вышел второй альбом; это были «Bird on the Wire» и «The Partisan Song» [sic]. Когда он пел, я увидела в нём какую-то отстранённость и записала в дневнике, что маска печали и отстранённости на его лице проявилась сильнее, пока он пел. Он всё время отключался, отключался и возвращался — глаза его становились словно подёрнуты плёнкой, как у лягушки, и тогда казалось, что он где-то далеко. Я подумала: «Может быть, ему скучно со мной?». Я рассказала ему, что мне уже тошно от работы в рекламном агентстве, и он порекомендовал голодание и несколько хороших книг. Он говорил об учителях, о гуру, о победе над страданием, он говорил что-то типа: «Чем больше мы побеждаем страдание, тем больше страданий мы испытываем на более высоком уровне», — похоже на строчку из [песни] «Avalanche»: «Ты, желающая победить страдание». Но тогда среди людей, относивших себя к контркультуре, вообще было много страдания: страдание от того, что ты ненавидишь свою культуру, ненавидишь систему, нигде не находишь себе места. Все спасались, как могли».

В разговоре с Тельмой Леонард не распространялся о сайентологии — «сказал только, что она работает». Она вспоминает, что он заговорил о деньгах: сказал, что «у него есть сто тысяч долларов, но он не знает, что с ними делать — может быть, купить землю в Новой Шотландии? Я помню, что он говорил о деньгах со страдальческим выражением лица». Они провели вместе ночь. Наутро Леонард проводил Тельму на автобус (она ехала на Рош ха-Шана к семье) и просил позвонить ему, когда она вернётся. Когда она вернулась и позвонила, ей ответили, что он уехал из «Челси». Он отправился в Теннесси.

Итак, Леонард оказался в Нэшвилле на два года позже, чем собирался, и за три дня до первой сессии записи альбома Songs from a Room. За компанию с ним приехал его монреальский друг Генри Земель. В аэропорту их встречал рослый длинноволосый парень с усами и в бандане — отчасти хиппи, отчасти (и даже в большей степени) простой южанин. У Боба Джонстона, как всегда, были дела на студии, и встречать Леонарда он отправил Чарли Дэниелса. В 1968 году Дэниелс ещё не был звездой кантри, почётным членом Grand Ole Opry¹⁹⁰¹, махровым бородатым реднеком в ковбойской шляпе-стетсон — он был автором песен и сессионным музыкантом (играл на скрипке, гитаре, бас-гитаре и мандолине). Джонстон познакомился с ним в 1959 году, когда продюсировал его рок-н-ролльную группу The Jaguars. Группа эта несколько лет играла по клубам, но так и не могла добиться успеха. Однажды Дэниелс позвонил Джонстону в поздний час и поинтересовался, сможет ли тот вытащить его из-за решётки. Спрашивал он предварительно — планировал набить морду хозяину одного клуба. Джонстон заорал в трубку, чтобы Дэниелс «немедленно гнал к чёртовой матери в Нэшвилл», и тот именно так и поступил. Джонстон обеспечил его сессионной работой, и так Дэниелсу довелось сыграть на альбомах Джонни Кэша, Марти Роббинса, Боба Дилана, а теперь и Леонарда Коэна.