Роль сопроводительного текста к альбому выполняет отрывок из письма, которое Леонард получил от молодой британской писательницы и художницы по имени Дафна Ричардсон. Их переписку начала Ричардсон: она рассказала ему о том, что работает над экспериментальной книгой, в которую включила коллажи из текстов Боба Дилана и самого Коэна. Она просила разрешения использовать эти тексты, и Леонард (в отличие от Боба Дилана) это разрешение ей дал. Некоторое время спустя Ричардсон написала Леонарду, когда в очередной раз попала в психиатрическую больницу: она прислала ему написанную там книгу. По словам Леонарда, книга была «ошеломляющей. Это свидетельство о страдании, подобного которому я никогда не читал» [2]. Во время его очередного визита в Лондон они договорились встретиться; Леонард увидел «очень привлекательную девушку лет тридцати с чем-то», талантливую художницу. Он спросил Ричардсон, не хочет ли она сделать иллюстрации к книге «Энергия рабов». Затем, за время, когда Леонард не проверял почту, она прислала ему целую кучу писем. С нарастающим отчаянием она писала, что её снова госпитализировали; она заявила, что должна покинуть больницу, потому что ей нужно работать над книгой Леонарда. Ей не поверили и привязали её к кровати. Леонард рассказывал, что попытался с ней связаться, но опоздал. За три дня до того она покончила с собой. Леонард упоминался в её предсмертной записке. Он опубликовал её письмо на конверте пластинки, потому что она всегда мечтала о публикации, но никто не хотел её печатать [3].
В феврале 1973 года Леонард снова приехал в Лондон, на этот раз — чтобы встретиться с Тони Палмером и Марти Машэтом и посмотреть Bird on a Wire, фильм, который Палмер снял в прошлогоднем туре Леонарда. Леонард смотрел на самого себя, и в его глазах стояли слёзы. «Он проплакал добрых пятьдесят процентов фильма, — рассказывает Палмер. — Он всё время повторял: «Это так правдиво, это так правдиво», как мантру». Машэт одобрил фильм: «Я очень доволен им», сказал он Палмеру. На «Би-би-си» тоже были довольны и сразу же купили фильм, компенсировав таким образом три четверти его стоимости. Неделю спустя Палмеру позвонил Машэт. У них была проблема. Леонард счёл, что в фильме «слишком много агрессии». Была организована встреча, на которой, как рассказывает Палмер, монтажёр по имени Хамфри Диксон, ассистировавший ему во время монтажа фильма, вызвался этот фильм спасти. «Давай», — ответил ему Палмер, и начался долгий и дорогой процесс переделки Bird on a Wire. «Я читал, что, по свидетельству Леонарда, было потрачено ещё полмиллиона долларов, — говорит Палмер. — Марти хитро посмотрел на меня и сказал: «Не беспокойся, теперь это не мои деньги».
В интервью Рою Холлингворту из Melody Maker Леонард назвал фильм «совершенно неприемлемым» и рассказал, что платит из своего кармана, просто чтобы довести дело до конца. Когда фильм будет закончен, он «удалится с арены». На вопрос, что он имеет в виду, Леонард ответил: «Я ухожу. Я хочу вернуться к другому ритму [жизни]. Я как-то не сумел хорошо организовать свою жизнь в роке. Каким-то образом оно — рок-н-ролльная жизнь
- стало важным и заслонило то, что породило песню. Я нахожу, что в моей жизни не так много хороших моментов. Так что я решил плюнуть на всё это и уйти. Может быть, и в другой жизни будет не так много хороших моментов, но эту жизнь я знаю, и я её не хочу». На протяжении всего интервью вокруг Леонарда суетились люди из британского отделения Columbia (CBS). Они принесли ему золотой диск Songs of Love and Hate в ознаменование коммерческого успеха этого альбома в Великобритании, а он положил его на пол, совершенно не заботясь о его сохранности. К концу интервью золотой диск был покрыт мусором, среди которого была перевёрнутая чашка из-под кофе. «Я заметил, что перестал писать, — сказал Леонард, прикуривая новую турецкую сигарету от предыдущей. — Я чувствую, что больше не учусь. Я начал чувствовать, что только порчу некоторые песни. Так что мне нужно заняться чем-нибудь другим» [4].
Леонард нанял Генри Земеля, чтобы тот работал над монтажом Bird on a Wire вместе с Диксоном; ему был нужен надёжный человек, которому он смог бы довериться. Отсматривая снятые в туре кадры, Земель видел, как его друг мучается от славы и изо всех сил старается сохранить искренность своих отношений как с публикой, так и с песнями. Он знал, что в глазах Леонарда слава плохо сказывалась на его работе.
- Он считал себя в первую очередь лирическим поэтом, — говорит Земель, — [а] лирический поэт обладает какой-то невинностью и наивностью, бескомпромиссностью в отношениях с миром и с тем, что он делает. Когда что-то разрушает это видение — представление о том, каким мог бы быть мир и каким [поэт] пытается его сделать, — может ли он снова собрать осколки? Качество работы и голос необратимо меняются.