— У светловолосой дорогой сучки острый язычок, — он вновь похлопываем меня по лицу, не боясь испачкать ладони кровью. — То, что мне надо. — Кстати, я принес тебе подарок на наше свидание. К сожалению, у меня появилась срочная деловая встреча, поэтому на сегодня ты свободна, — с этими словами, Каан вручает мне подарок — коробочку от именитого бренда, в которой наверняка прячется очередная побрякушка, которая никогда не покроет то, как он себя проявил.
Мне не надо подарков.
Я не даю вторых шансов.
С этим человеком мне все ясно, осталось лишь понять, как от него избавиться.
Потому что меня не покидает совершенно стойкое ощущение того, что он не даст мне спокойной жизни, даже если я чудом расторгну нашу помолвку. Даже если пересплю со всеми парнями в округе, он не откажется от такой красивой и дорогой куклы.
— Это браслет к тому кулону, что я отправлял на твой день рождения, — поясняет Каан, но я уже его не слышу, представляя как наматываю браслет на его шею и перекрываю ему кислород тоненькой цепью. Мне хочется швырнуть побрякушку в его лицо, но я просто не успеваю этого сделать, потому что он разворачивается и направляется к двери, напоследок бросив:
— Наша свадьба через два месяца. Во что бы то ни стало. И не делай глупостей, милая. Не гневи меня, это заканчивается вспышками моей агрессии. Если не будешь меня злить — будешь самой счастливой женщиной на свете. И не расстраивайся. До свадьбы заживет.
— Пошел к черту! — истошно кричу я, кидая в него браслет, но он попадает в захлопнувшуюся за Кааном дверь медицинского кабинета. Отчаяние и злость застилают взгляд, я тяжело дышу, пытаясь переварить все, что произошло.
Обнимая себя, падаю на кушетку, едва сдерживая слезы. Инстинктивно достаю телефон, что дал мне Леон, и набираю короткое сообщение с фотографией своего опухшего, окровавленного и изувеченного лица.
Мама ожидает меня в холле жилого комплекса, неспешно попивая Prosseco и закусывая его клубникой. Странно, обычно она не ест столько сахара за один присест. Заметив меня, Сильвия радостно спешит ко мне навстречу со словами:
— Эмили, я так счастлива, что ты не опозорила нас с отцом, судя по результатам заключения врача. Каан сказал, что не будет отменять свадьбу, — воркует мама, не замечая, что случилось с моим лицом. Да, я умылась, но ссадина не проходит за пару минут. Ханна заклеила мои ранки телесным пластырем и замазала синяки, но при тщательном рассмотрении, можно заметить все, что нужно — если захотеть это увидеть.
И к моему удивлению, мама не сразу, но замечает.
— Ох, дорогая. Что это с тобой? Ты упала? Ты в порядке? — в ответ я смешиваю ее уничтожающим взглядом и молча разворачиваюсь к выхожу из здания. Я чувствую себя так, словно по мне танком проехались, но отменять занятие по танцам не собираюсь. Сегодня не балет, а современная хореография — как всегда, мое единственное лекарство от стресса.
Маленькая крупица счастья и света в этом долбанном безумии.
— Эмили! Эмили, что произошло? — кричит мать, догоняя меня, но я включаю полный игнор, накрывая голову огромными наушниками, полностью блокирующими посторонние звуки.
Глава 5
Леон
Этот закрытый VIP бордель, порог которого я намерен пересечь этой ночью, хорошо мне знаком. Был здесь пару раз, но не пользовался услугами местных проституток. Не то чтобы я брезгую, нет. В подобных местах девушки проходят тщательные проверки, и порой, они куда «чище» тех, что могли случайно оказаться в моей постели. Впрочем, для всего есть барьерная контрацепция, да только меня не возбуждает сам факт оплаты за секс, фальшивые ласки и прикосновения. Хотя… я знаю, за что именно платят постоянные клиенты этого заведения.
За так называемые «особые услуги», довольно классического типа — либо доминирование, либо получение полной дозы доминации над ними. Многие мужчины из мира моего отца обожают властных женщин, играющих в жесткую госпожу, умоляют и платят огромные деньги за то, чтобы их хорошенько отодрали.
Для меня это треш, и даже мысли об этом вызывают рвотный рефлекс, потому что у меня совершенно противоположные предпочтения. Я сам, частенько выражаю свои эмоции исключительно через половой акт, при этом не ощущая внутри ничего особенного. Но это всегда, как спорт. Когда я чувствую, что нахожусь на пределе, я либо трахаюсь, либо бегу на трек, либо в бассейн.
Пишу картины я в совершенно другом состоянии и оно не связано с болью. Наоборот, художник — это моя светлая часть, которой не суждено стать главенствующей.
Большая моя часть — это та, что вы увидите сейчас. Всем слабонервным советую отвернуться от экранов.