Леон

— Я поеду с тобой, Леонель Голденштерн, — отпуская Драгона, я полностью разворачиваюсь к Леону. Наши грудные клетки фактически соприкасаются друг с другом, хотя моя грудь скорее находится на уровне его нижних ребер. — Но знай, что ты подпишешь себе смертный приговор, если со мной что-нибудь случится. Если хоть один волосок упадет с моей головы… — по привычке вздергивая подбородок, угрожаю я. — Ты знаешь, кто мой жених и кто мои родители.

— Я не собираюсь умирать сегодня, принцесса, — шепчет он, наклоняясь ближе ко мне, словно за поцелуем. Он так близко, что я могу разглядеть мелкие узоры на радужке его глаз, пока сердце уходит в пятки. — Мы выживем сегодня и оба умрем в глубокой старости, — добавляет так, чтобы никто не слышал. — Со мной ты в абсолютной безопасности.

И почему-то я ему верю. Несмотря на всю силу, мощь, и агрессивную сексуальность, исходящую от него, я знаю, что с ним я буду чувствовать себя как за каменной стеной.

Леон

Помнит ли она? Что нам не впервой рисковать вместе? Находиться на грани жизни и смерти, еще и в одном пространстве?

Гоню прочь инфантильные мысли. Мне необходима собранность, четкость действий, тотальная сдержанность. Но о какой такой сдержанности может идти речь, когда мне предстоит несколько минут гонять по треку, ощущая эту шикарную задницу между ног. Я бы поимел ее во всех позах, заткнув строптивый рот Эмили ладонью или спинкой автомобильного кресла.

Уверен, Джин Хуану не понравится, если я распакую принцессу раньше него. Ничего страшного. Есть способы получить свое, при этом, не лишить ее девственности. Я рассуждаю, как эгоистичный ублюдок, но мной овладевает чувство, которое я долгие годы намеренно подавлял в себе.

Оно нашло трещину в моей броне, и теперь вырывается на свободу с диким ревом чудовища. Почему сейчас?

Девочка выросла. И я не могу отпустить ее на другой конец света, не утолив свою одержимость и не дав ей пригубить настоящей страсти.

Секс, спорт, творчество — в мире есть только три вещи, в которых я могу выпускать внутреннего зверя на свободу. Только они способны выдержать мой истинный темперамент, тщательно упакованный в ледяную скорлупку.

Пообещав Эмили безопасность, я не соврал. Эти повязки на глаза — больше элемент шоу, чем настоящая помеха зрению. Фейк, липа. Зрелище для аудитории, которая приходит сюда за острыми ощущениями. Им нужно что-то обсуждать в социальных сетях, а для меня это дополнительный источник дохода и первые «свои» деньги. Мне нравится создавать новые внутренние опоры, и, несмотря на то, что на моих счетах лежат вопиюще неприличные для обычного человека суммы, я хочу твердо знать, что способен заработать средства сам, а не только «унаследовать» их. Сейчас мне двадцать один, но уже с восемнадцати лет я создаю свои личные миллионы долларов — на подобных клубах, аукционных биржах и цифровой валюте. Никогда не знаешь, что взбредет в голову моему отцу, который в одночасье может лишить меня всего, что мое по праву.

Да, видимость будет немного снижена, но маска сделана из специальной ткани, которая только выглядит плотной. Все пилоты — профессионалы, перед соревнованиями они проходят строгий отбор. На «королевской битве» не место детворе.

Я большой поклонник тестов, инструкций, любого рода структуризации и порядка. Если кто и умрет здесь сегодня, то только по моему велению. Если перейдет мне дорогу.

Время распределения прекрасных дам для других участников трека проходит незаметно. Наконец, под взволнованный гомон моего имени я направляюсь к машине.

Начищенная до блеска «Серебряная пуля» выглядит так, словно прибыла прямиком из будущего. Низкая, с закругленными формами и аэродинамическими линиями. Она будто величественно парит над асфальтом, сияя глубоким графитовым цветом. Полностью соответствует имени, которое я ей дал. Легкая, мощная, быстрая, распахнувшая аэрокрылья для меня и моей горячей напарницы.

Сердце этой гоночной машины работает, как швейцарские часы, в отличие от моего. Бензиновый двигатель с высокой степенью сжатия и турбонадувом достигает несколько сотен лошадиных сил, способный разогнать машину с нуля до запредельных скоростей за считанные секунды.

— Завяжешь? — мой голос едва ли не срывается, когда я бросаю короткий взгляд на повязку, что Эмили только что получила от ассистентки.

Гоню прочь от себя те самые кадры из больницы. Она завязала мне глаза тогда. Я разделил с ней то, что было самой большой болью в ее жизни. А она разделила со мной страх смерти, забрав его, пообещав, что я умру в глубокой старости.

Иногда мне кажется, что я выжил только благодаря словам той маленькой девочки… потому что операция обострилась осложнениями.