– Я спасся по какой-то невероятной случайности, – снова заговорил он. – Ни моя жена, ни теперешние знакомые ничего не знают об этой истории. Этот образ, как язва, разъедает мне внутренности. Когда я два месяца назад случайно убил малышку Гаэль Монтьё, жандармы не стали искать связи с этим событием пятнадцатилетней давности. Но если бы нашли, я даже представить себе не могу, что бы они подумали.
– Но вы же были ни при чем.
– Я мог ее спасти, а не отпрыгивать в сторону. Надо было бежать к ней и столкнуть ее с рельса. – Он посмотрел вдаль. – Спустя шесть лет я попытался, рванув стоп-кран, предотвратить крушение поезда, которое промелькнуло в мозгу как вспышка. Но в тормозной системе были какие-то неполадки, и многие пассажиры тогда погибли. А я сам снова каким-то чудом остался жив. И они бы остались, если бы спрыгнули с поезда. И ровно шестьдесят два дня тому назад я пытался избежать еще одной аварии, объехать девочку на шоссе, но ничего не получилось, я ее все-таки сбил, но чуть дальше от того места. Я ударился о дерево, и меня спасло только то, что я был на «мерседесе», а не на «форде».
– Вы живете совсем близко отсюда… И только через пятнадцать лет вы попытались понять?
Стефан стиснул челюсти:
– Мы переехали сюда три месяца назад, и я пришел на это место, чтобы… вспомнить. Все это было так давно. – Он опустил глаза. – А всего несколько дней назад, после того как я вспомнил все свои сны, я узнал, что
Стефан подошел к Вику и заглянул ему в глаза:
– Пришло время рассказать все, что я знаю о вашем расследовании. И если вы засадите меня в тюрьму, тем лучше. Уж лучше тюрьма, чем то, чему суждено сбыться. Я не хочу больше трупов на своей совести. Потому что я не смогу выбросить из головы ни их криков, ни их лиц. Понимаете?
Вик взял сигарету и хотел закурить, но не нашел спичек и в ярости швырнул ее на землю.
– Ничего не понимаю, но я вас слушаю.
– Начиная с четверга, – снова заговорил Стефан, – я вспоминаю все сны, которые преследовали меня, пожалуй, с самого детства. Во сне я вижу сам себя, и этот «я» живет и действует со сдвигом во времени в шесть дней и двадцать часов. Я все записывал в записную книжку. Прочтите. Там не хватает нескольких страниц, но все важное на месте. И про фингал под левым глазом, который вы мне поставили, и про разбитый экран мобильника. И про тот телефонный звонок, что вы сделали мне ровно через четыре дня. И про ваш рассказ о жене, и об этой истории с сорока шестью и сорока семью хромосомами, где сорок семь – число хромосом, говорящее о трисомии у ребенка. Сбывается все, абсолютно все. И я ничего не могу изменить.
Вик взял записную книжку:
– А что докажет мне, что ты не записал все потом, после событий?
– Читайте… Читай, и сам все поймешь. И заметишь, что там, в той записи, мы тоже на «ты». Еще один фрагмент пазла встал на место.
Вик отошел от путей, уселся, прислонясь к стволу дерева, и погрузился в безумный мир записей Стефана. Читал он очень внимательно.
– Боже милостивый!..
С каждой перевернутой страницей он все сильнее менялся в лице.
– Ты говоришь о фотографиях с места преступления, где в левом верхнем углу есть небольшой дефект пленки! Но это закрытая информация. Как ты узнал?
– Просто увидел, вот и все.
– Жертва, связанная колючей проволокой… Крюк во рту… О господи… Ты записывал это в пятницу, а Либерман убили в ночь с субботы на воскресенье.
– Либерман… Эта фамилия мне смутно о чем-то напоминает…
– Это та самая девушка, которая готовила выставку изображений изуродованных лиц в Лионе. Брюнетка, ты с ней встречался в «Трех Парках». В шестом номере.
Стефан принял удар и впал в еще большее отчаяние:
– Все связано… Мы запутались в совпадениях, они нас оплели, словно нити из клубка шерсти.
Вик читал, покусывая себе ногти, и, совершенно сбитый с толку, отложил записную книжку.
– А те следы от уколов на правом предплечье, о которых ты пишешь…
– Они пока не появились. А ты что думаешь?
– Убийца вкалывал жертвам морфин в правую руку, в предплечье.
Стефан растерянно закатал рукав:
– А кровь у меня на руках, в первом из кошмаров… Значит, он пытался меня убить? А я от него удрал?