– Помоги мне сам Громовержец! – торжественно провозгласил Олаф, а из рассказа Блеза я знал, что тот у них – верховый бог во всем пантеоне. – Ну, как водится, за знакомство! – После чего вылил содержимое лафитника в рот, даже не глотнув.
– За него!
Крепостью аквавит оказался сродни рому, джину или любому другому напитку из того же ряда и довольно неплох на вкус. Я выпил, отправил в рот щепоть замечательной квашеной капусты с клюквой, а к тому времени лафитник вновь стоял передо мною полный до самых краев. И началось.
За что мы только не пили! За дружбу, любовь прекрасных дам, чтобы мечи не тупились, а лошади не хромали, чтобы враг убегал, едва только нас увидев, а сено в следующем году не сгнило из-за дождей. За то, чтобы у Олафа родился пятый сын, а у меня первый. Чтобы побыстрее сдох неизвестный мне проклятый Эйдвин Бычья Кость, который все никак не желает расплатиться с долгом. И чтобы сдох незнакомый Олафу проклятый Брестиль, заставивший нас с Рейчел и Головешкой покинуть родину.
Поначалу я все волновался – откуда брать тосты, но затем успокоился: чего там сложного? Посмотрел в окно – чтобы ветер дул с юга, ведь он приносит с собой тепло. Покосился на стены, завешанные доспехами и оружием, – чтобы щиты держали любой удар. Взглянул на стол, на блюдо с икрой – чтобы хорошо ловилась рыба. Зрителей в зале хватало. Они толпились вдоль всех четырех стен, причем не в один ряд, сопровождая каждый удачный тост одобрительным гулом. А поскольку Олаф был в этом деле опытен, ну а я разошелся, гул практически не прекращался. Последний произнесенный мной тост был за то, чтобы у Олафа Твердобородого отросла борода такой длины, что он смог бы опираться на нее стоя. И еще помню, тост всем понравился настолько, что вызвал восторженный рев. Но дальше начинался провал. И у меня никак не получалось вспомнить – кто же уткнулся мордой в стол первым, погнув бороду, а следовательно, проиграл?
Ко всему беспокоило отсутствие Рейчел. Нет, конечно же я не ударил бы ее в любом состоянии, но наговорить мог такого, что нет у меня теперь жены! Ее отсутствие было крайне подозрительно. На всякий случай я внимательно осмотрел грудь – нет ли на ней ожога от элекита? У тех, кто напивается до беспамятства, это не редкость. Не ожоги, хотя и они случаются, но то, отчего оберег и должен сжечь кожу. Она была целой, без малейшего покраснения, что совсем ничего не значило. Ворочался во сне, повернулся на бок, и оберег оказался на самой постели.
Охая и стеная, я выполз за дверь. Что бы ни произошло, удары судьбы нужно принимать стойко, и потому отправился туда, где надеялся увидеть Олафа, – в зал, который стал нашим ристалищем. В нем оказался лишь Твердобородый, цвет лица которого был настолько зеленым, как будто оно вырезано из малахита. На столе перед ним стоял жбан с водой, а рядом на лавке – ведро с ней же. Судя по мокрым волосам, Твердобородый то и дело окунал туда голову.
– Проходи, Леннарт, проходи, – с трудом сказал он.
Я уселся рядом, и какое-то время мы молчали.
– Да уж, все надежды пошли прахом, – наконец нарушил тишину Олаф.
– Не понял?
– Думал, одержу над тобой победу и получу в награду саблю. Больно она у тебя хороша! Не получилось.
Трактовать его слова можно было только однозначно. Особенно после следующей реплики Олафа:
– Согнулась у меня борода, согнулась!
И столько в его голосе было горечи, что у меня вырвалось само собой:
– Я тебе так ее подарю.
– Правда?! – обрадовался он, и, по-моему, у него даже зелени на лице поубавилось.
– Держи.
Олафу удалось извлечь саблю из ножен, чтобы полюбоваться ее отменным клинком, только наполовину. Затем он громко икнул, глотнул воды из жбана и надолго опустил голову в ведро. Чтобы сказать, когда оттуда вынырнул:
– Возьми взамен что приглянется. – И махнул рукой, указывая на стены.
Ходить в этих краях без оружия даже внутри замка мужчине так же неприлично, как на юге разгуливать дамам по улицам городов без юбок. Я выбрал чекан. Только по той причине, что он показался мне легким. Сейчас, когда ноги едва передвигались, вряд ли бы мне удалось унести что-нибудь потяжелее.
– Ладно, пошел я.
Победа совсем не обрадовала, ибо предстояло объяснение с Рейчел. Тяжелое объяснение, если она вообще захочет со мной говорить.
– Иди, Леннарт, иди. И все как договаривались – победил, можешь ее забирать, теперь она твоя.
– Кого забирать?
Но Олаф успел спрятать голову в ведро с водой. Так надолго, что, подождав некоторое время, я плюнул и вышел во двор.
Рейчел я увидел практически сразу же. Она с каким-то объемистым свертком в руках спешила в дом, где и находились наши покои, и выражение ее лица не предвещало мне ничего хорошего.
– Рейчел! – окликнул я.
Прими, Леонард, свою судьбу мужественно, ведь ты мужчина.
– Лео! – Нашей встрече она явно обрадовалась. – Ты уже проснулся? А я так надеялась успеть!
– Что именно?