Ленинградский фронт

ВОСПОМИНАНИЯ:

Муштаков Порфирий

Нашу дивизию из-под Урицка перебросили под Тихвин. Пешим порядком мы дошли до Осиновца (это на берегу Ладоги), потом через Ладогу на деревянных баржах, под бомбежками. Наши истребители появлялись, но у немецких была больше скорость. В общем, с большими терзаниями мы переправились в Новую Ладогу, а оттуда дошли до Тихвина.

Как только дошли — сразу вступили в бой. Было это 8 или 9 ноября. Наше командование самолетами перебрасывало военные части, потому что сил у нас было мало, не хватало войск.

Я участвовал и в Тихвинской оборонительной, и в наступательной операциях. Сначала мы оборонялись, затем отступили, и фашисты заняли город. Они почти 30 суток господствовали в Тихвине. Потом мы вместе с 65-й сибирской дивизией[21] под командованием полковника Петра Кирилловича Кошевого, который впоследствии стал маршалом, практически окружили город.

Бои были тяжелыми. Я вам расскажу о подвиге ополченцев. Николай Андреевич Моисеенко, который стал потом академиком, а тогда был лейтенантом, командовал ротой разведчиков. Ему командование дивизии поставило задачу — проникнуть в Тихвинский монастырь. И вот в ночь с 8 на 9 декабря он с разведчиками пробрался незаметно и такую панику фашистам устроил, что те открытым текстом передавали по радио: «Русь в городе, русь в монастыре». 60 пленных вместе с автоматами они захватили. Фашисты разбегались кто куда, побросав тяжелые орудия и автомобили. Все это было на моих глазах.

Вообще, Тихвинская оборонительная операция была очень тяжелой, с большой кровью. У немцев много танков было, они давили нас. А потом, в результате действий нашей разведывательной роты в монастыре, мы смогли овладеть Тихвином без особых потерь. Конечно, нам очень помогла 65-я сибирская дивизия. До сих пор помню: они пришли в полушубках, в ушанках, на ногах валенки. А мы тут в шинелях и сапожках. Ой, как мы им завидовали. Мороз-то был минус 32 градуса. Но мы все равно в итоге одержали победу.

После Тихвинской операции мы продолжали наступать. Гнали фашистов до Киришей. 120 населенных пунктов наша Петроградская дивизия освободила. Это была большая победа. Я вот медаль «За отвагу» получил, когда вместе с 46-й танковой бригадой[22] Мерецкова наступал на Усть-Шомушку. Это населенный пункт в Тихвинском районе, через него проходила единственная дорога на запад, по которой могли немцы отступать. Я должен был корректировать артиллерийский огонь нашей батареи. Там мы подбили новое немецкое орудие, которое было ими создано для борьбы с нашими танками.

Другие дивизии, которые участвовали в этой операции (65-я и 191-я), гнали немцев до Посадникова Острова в Киришском районе. На реке Волхов мы заняли оборону, выгнав фашистов на другой берег.

Светлов Павел

Немцы в Тихвин неожиданно вошли. Я работал грузчиком в райпотребсоюзе. Когда призвали в армию моего отца, он попросил, чтоб меня взяли на работу. В этот день мы грузили на станции. Вдруг к вечеру бомбежка, обстрел. Я домой побежал, а немцы уже на Советской, центральной улице. Мы с братом уходить утром решили из города, но опоздали. У Советского моста немцы нас схватили. И мы оказались в плену. У моста была еще задержана грузовая райкомовская машина с заведующим общим отделом райкома партии и шофером. В машине находились все партийные архивы, их не успели вывезти. Шофер и заведующий отделом были расстреляны.

К вечеру вместе с группой красноармейцев немцы выгнали нас на улицу и повели в кинотеатр «Комсомолец». Сейчас это собор, а в советское время в нем находился кинотеатр. Туда согнали всех захваченных в плен бойцов, их было очень много. Ночь там провели, а утром нас построили в колонну и повели в сторону Будогощи. Вот тут мы решили выйти из колонны и бежать. К счастью, немцы этого не заметили, приняли нас за встречных прохожих (мы были в гражданской одежде) и не вернули. Иначе неизвестно, где бы и как наша судьба сложилась. Вряд ли мы бы остались в живых.

В тот же день мы встретились в Тихвине с юным разведчиком Николаем Перечневым, который пришел в город по заданию нашего командования. А он учился вместе со мной, в одном классе. Мы вместе провели 4–5 дней. Ходили по окраинам, смотрели, где какие немецкие войска. Потом мы вышли к своим.

Нас привели в штаб 65-й дивизии, которая только что прибыла из Куйбышева — 36 эшелонов. Командир этой дивизии, полковник Кошевой, попал в тяжелое положение: у него ни карт, ни информации о противнике. Уже будучи маршалом, он дважды вспоминал о нас. У меня к нему сыновняя благодарность, что не забыл юных тихвинцев. Мы первые, кто ему рассказал о том, что происходит в городе, какие мы видели укрепления, где что у немцев находится. По нашим рассказам он рисовал самодельную карту, взял газету и пометил: вот Тихвин, вот Ленинград, вот железная дорога. Потом нас передали в распоряжение капитана Гаврилова из разведотдела 4-й армии[23]. Перед этим капитаном стояла задача подобрать группы юных разведчиков для того, чтобы отправить к немцам в тыл. И первыми оказались мы. Ребята, комсомольцы, как правило, соглашались пойти в разведку, но их матери возражали, и группа не набиралась. Нужен был первый пример, добровольцы. И они предложили нам. Мы согласились.

Перед нами была поставлена задача выяснить, что предпринимают немцы на железной дороге, чтобы они не получили по ней подкрепление войсками или техникой. Попутно мы должны были замечать, где какие укрепления, где сосредоточения войск, где склады военные.

Перед тем как идти в разведку, с нас брали подписку на верность родине. Капитан Гаврилов говорил: «Ребята, не обижайтесь. Время суровое, идет война, такой порядок». На узеньких листочках была напечатана клятва: если я нарушу эту клятву, пусть меня постигнет суровое возмездие народа. Ведь всякие случаи были. Некоторые не выдерживали под пытками, кто-то и изменял, может быть. Но во всяком случае, была такая подписка. А на столе у капитана стоял бюст Ленина. Небольшой такой. И он все смотрел на этот бюст, как-то очень серьезно, не улыбался.

Нам помогли перейти линию фронта армейские разведчики. Мы поздно перешли, уже в комендантский час. После семи часов находиться на улице не разрешалось — немцы стреляли без предупреждения. Об этом были вывешены плакаты на немецком и русском языках. И мы решили в сарайке возле железнодорожного переезда заночевать. Замерзли, ночью несколько раз просыпались. К утру мы оказались свидетелями того, как входило пополнение в Тихвин. И пока проходила эта колонна в город, в течение 3–4 часов, мы все считали. Мы с братом договорились — он считал крытые машины, а я — орудия. Такое большое количество техники и немцев — очень важные сведения, и мы утром по той же дороге вернулись и доложили обо всем капитану Гаврилову.

Когда мы ходили по Тихвину, однажды вышли на Советскую улицу к «Комсомольцу» и вдруг остолбенели. Мы увидели впервые в жизни виселицу. Была повешена женщина. И на груди у нее надпись «она помогала раненым красноармейцам». Мы думаем: если попадемся, и нас вздернут тут же. В общем, было много и страха, конечно.

Немцы были в летнем обмундировании, когда захватили Тихвин. А потом начались такие морозы страшные, они замерзали, тащили все из города, — тряпье, одежду. А наша 65-я дивизия сибирская пришла в новеньких полушубках овчинных, в шапках, рукавицах, валенках, ватных брюках. Единственное, эта дивизия в боях еще не была, не обстрелянная. Их две трети тут и осталось под Тихвином.

Наши сумели преградить в Астраче немцам путь. Потом оказалось, что никто погибших не хоронил. Всю зиму они так и лежали: и русские убитые, и немецкие убитые. А когда весна началась, всех подняли. Только тогда и обнаружили героев, которые немцев остановили.