Все зрелые годы жизни Ленина были связаны с волнениями и тревогами, и тот год, 1910-й, не был исключением. Около полутора лет Ленин имел право единолично распоряжаться шмидтовским капиталом, оставленным в наследство партии. И вот он этого права лишился. На заседании Центрального Комитета социал-демократической партии было решено от греха подальше передать партийный фонд на хранение незаинтересованной стороне, то есть трем членам Германской социал-демократической партии: Карлу Каутскому, Кларе Цеткин и Францу Мерингу. В соответствии с этим решением деньги были переведены из банка «Лионский Кредит» в немецкий банк. Вплоть до Первой мировой войны русская фракция социал-демократической партии исправно каждый месяц получала с этого счета небольшую сумму денег. Но когда началась война, по распоряжению германского казначейства все иностранные вклады были переданы германскому правительству. Шмитовское наследство пошло на финансирование немецкой армии.
У партии больше не было средств поддерживать все прибывавших и прибывавших в Париж политических эмигрантов. Ленин получал всего лишь небольшое жалованье. Кроме этого, ему платили немного за статьи в журнале, и время от времени приходила денежная помощь от матери. В его распоряжении был также скромный фонд средств, предназначенных для расходов, связанных с перевозкой в Россию нелегальных газет и журналов. Для поддержки политических эмигрантов был создан совсем ничтожный фонд, но им можно было пользоваться в крайних случаях — когда кто-то заболеет или окончательно обнищает. Страшная нужда и болезни были постоянными спутниками эмигрантской жизни. Эмигранты гибли от горячки, от помешательства, на больничных койках позабытых Богом лазаретов и в водах Сены. Крупская рассказывает об одном таком несчастном, который был участником московского восстания. Он бежал из России и поселился в рабочем квартале на окраине Парижа. Жил скромно, и никто о нем ничего не знал. Однажды он пришел к Ленину на рю Мари-Роз. К этому времени он уже был помешан и что-то неразборчиво лопотал о каких-то телегах, на которых горой лежат снопы скошенного овса, а на одной из них стоит во весь рост молодая красивая девушка. Мать Крупской принесла ему поесть — все понимали, что его бредовое состояние вызвано голодом. Крупская вспоминала: «Мама стала спешно готовить ему, побледневший Ильич остался с Пригарой, а я побежала за знакомым доктором-психиатром. Он пришел, поговорил с больным, потом сказал, что это — тяжелая форма помешательства на почве голода; сейчас ничего, а когда перейдет в манию преследования, может покончить с собой, надо тогда следить».
Несчастного отправили домой в сопровождении надежного товарища, но он так до дома и не дошел. По пути сбежал. Позже его тело было обнаружено в Сене. К его шее и ногам были привязаны тяжелые камни.
Подобные трагедии происходили постоянно. Тогда, впрочем, и потом русские эмигранты существовали на грани нищеты и отчаяния. Потеряв Россию, они лишались своих корней. Выживали немногие. Русская революция была делом людей твердокаменных. Эти качества пригодились им в эмиграции и когда они пришли к власти.
Скитания
Четыре года перед началом Первой мировой войны были беспокойным временем для социал-демократов. Они постоянно ссорились между собой и то и дело меняли политическую ориентацию. Появлялись новые группировки, а старые, распадаясь, образовывали сразу несколько политических течений; некоторые и вовсе сходили со сцены. Тактика у Ленина была одна: завидев на горизонте наметившуюся группировку, он немедленно ее атаковал, не дожидаясь, пока она оформится в политическую силу. Иногда он ошибался, враг оказывался миражом, а он кидался в битву с ним с той же свирепостью, с какой выходил один на один с серьезным противником. Главным и основным девизом в его борьбе было: «Разделяй и властвуй!»
Но он не всегда и даже не слишком часто достигал своей цели. Его признавали как потенциального политического лидера, не исключая того, что если в России произойдет революция, он будет в числе руководителей государства. Однако для того, чтобы стать во главе политической борьбы и повести за собой массы, ему не хватало ни популярности, ни достаточного авторитета. Его статьи при советской власти печатали миллионными тиражами — только потому, что Ленин был их автором. А разве не было не менее сильных работ, подвергавших беспощадной критике ленинские работы и те крайние взгляды, которые он в них высказывал? Но они забыты. В 1903 году он объявил себя большевиком, то есть принадлежавшим к большинству, а ведь на деле он всегда оставался в меньшинстве.