Ленин. Спаситель и создатель

После совещания большевистской фракции была оглашена написанная тут же Лениным энергичная «Декларация фракции РСДРП(б)…»[34]

Затем большевики и кое-кто ещё покинули зал, полный пустопорожних речей. А под утро 19 января 1918 года начальник караула Таврического дворца, балтийский матрос Анатолий Железняков распустил «Учредилку», произнеся при этом историческую фразу: «Караул устал».

В ночь на 7(20) января 1918 года ВЦИК по докладу Ленина принял уже официальный декрет о роспуске «Учредилки»… А накануне – 6 января по старому стилю, Владимир Ильич начал писать блестящую статью «Люди с того света», которая почему-то тогда так и не была опубликована (возможно потому, что автор оборвал её на полуслове – дни-то были горячие!)…

Ленин писал в ней:

«„Я потерял понапрасну день, мои друзья“. Так гласит одно старое латинское изречение. Невольно вспоминаешь его, когда думаешь о потере дня 5-го января.

После живой, настоящей советской работы, среди рабочих и крестьян, которые заняты делом, рубкой леса и корчеванием пней помещичьей и капиталистической эксплуатации, – вдруг пришлось перенестись в чужой мир, к каким-то пришельцам с того света… Из мира борьбы трудящихся масс, и их советской организации… в мир сладеньких фраз, прилизанных, пустейших декламаций, посулов и посулов, основанных по-прежнему на соглашательстве с капиталистами.

Точно история нечаянно или по ошибке повернула часы свои назад, и перед нами вместо января 1918 года на день оказался май или июнь 1917 года!

Это ужасно! Из среды живых людей попасть в общество трупов, дышать трупным запахом, слушать тех самых мумий „социального“ фразёрства, Чернова и Церетели, это нечто нестерпимое…

…Потоки гладеньких-гладеньких фраз Чернова и Церетели, обходящих заботливо только (только!) один вопрос, вопрос о Советской власти, об Октябрьской революции… И правые эсеры, проспавшие, точно покойники в гробу, полгода – с июня 1917 по январь 1918, встают с мест и хлопают с ожесточением, с упрямством. Это так легко и так приятно, в самом деле: решать вопросы революции заклинаниями… Ни капли мысли у Церетели и Чернова, ни малейшего желания признать факт классовой борьбы…

Тяжёлый, скучный и нудный день в изящных помещениях Таврического дворца, который и видом своим отличается от Смольного приблизительно так, как изящный, но мёртвый буржуазный парламентаризм отличается от пролетарского, простого, во многом ещё беспорядочного и недоделанного, но живого и жизненного советского аппарата…»[35]?

С каким молодым задором, с какой весёлой убеждённостью в своей правоте это написано! С каким желанием работать для новой России! Николай же Стариков, ссылаясь на некие мемуары Бухарина (тот ещё «кадр»!) уверяет нас, что «когда наступил реальный момент разгона парламента, ночью, то с Лениным случился тяжёлый истерический приступ…»

Это с Лениным-то, которого Сталин назвал «горным орлом», и «истерический приступ»?!

Ну-ну…

В своей книге о «спецоперации» Февраля 1917 года Н. Стариков цитирует воспоминания старого большевика В. Д. Бонч-Бруевича, однако цитирует своеобразно. Вначале приведу «цитату», данную Н. Стариковым, а затем – полную цитату из воспоминаний Бонч-Бруевича.

Вот как цитирует Бонч-Бруевича Стариков: «В. Д. Бонч-Бруевич указывает нам, что в момент открытия Учредительного собрания Ленин „волновался и был мертвенно бледен, как никогда… и стал обводить пылающими, сделавшимися громадными, глазами всю залу (обращаю внимание – „залу“! – С.К.)“…»[36]?

А вот Бонч-Бруевич «по Бонч-Бруевичу»:

«Владимир Ильич сел в кресло. Он волновался и был так бледен, как никогда; глаза расширились и горели стальным огнём. Он сжал руки и стал обводить пылающими глазами весь зал (обращаю внимание – „зал“! – С.К.) от края до края его, медленно поворачивая голову. Матросы, стоявшие внизу в проходе, с благоговением, не сводя глаз, смотрели на него, точно ловя его взгляд, точно ожидая приказа…

Владимир Ильич продолжал всё так же обводить глазами собрание, точно укрощая взглядом разбушевавшегося зверя…»[37]

Картина, нарисованная подлинным Бонч-Бруевичем, психологически отличается от варианта Старикова принципиально, не так ли?

Во 2-м издании воспоминаний Бонч-Бруевича нет слов «мертвенно [бледен]» и «сделавшимися громадными [глазами]»… Возможно они есть в 1-м издании книги 1930 года «На боевых постах Февральской и Октябрьской революций», но вряд ли. Нет во 2-м издании и приводимого Стариковым «свидетельства» якобы Бонч-Бруевича о том, что Ленин потом «взял себя в руки, немного успокоился и „просто полулежал на ступеньках то со скучающим видом, то весело смеясь“…»