Ленин. Кн. 1

Почти миллион квадратных километров отрезалось от России. Она была обязана демобилизовать армию и флот, в том числе и те части, которые были вновь сформированы в рамках Красной Армии. Выплачивалась крупная контрибуция. Германия получила то, о чем кайзер и его министры во время войны не могли и мечтать.

Позиция людей, выступавших против этого мира, а фактически против раздела России, независимо от того, кто это был: левые коммунисты или остатки кадетов, левые эсеры или патриотическая интеллигенция, долгие годы называлась «авантюристической», «губительной», «безумной». С точки зрения цинизма политики, возможно, это и так. Но с позиций морали и национального достоинства она, по крайней мере, заслуживает уважения. Когда Бухарин, брошенный перед расстрелом Сталиным в застенки НКВД, в одном из своих многочисленных писем-исповедей советскому диктатору утверждал: «Я искренне думал, что Брест — величайший вред»22, - он говорил правду. Так думали многие.

Ленин хотел спасти не столько революцию, сколько власть. Сегодня он уповает только на европейскую революцию. Когда, к нему на съезде подошла большевичка С. И. Гоп-нер из Екатеринослава с печалью в глазах — что она скажет рабочим города, ведь он передается немцам по договору, как же так? — Ленин вновь использовал свой последний козырь, который по воле рока окажется счастливым:

— В Германии революция неизбежна. Она, эта революция, отбросит Брестский мир…23

А пока Ленин обживает Кремль. Затянулся ремонт комнат его квартиры в здании бывших судебных установлений. Ульяновы пока занимают две комнаты в Кавалерском корпусе. Через неделю после переезда в Кремль Ленин раздраженно пишет записку помощнику наркома имущества республики Е. В. Орановскому: «Я очень просил бы сообщить мне фамилию и адрес того, кому Вы поручили докончить подготовку квартиры… Дело тянется непомерно, и надо же найти виновного в невероятных промедлениях…»24 Угроза «найти виновного» быстро помогла. Через два дня семья вместе с М. И. Ульяновой уже переехала в отремонтированную квартиру25.

А тем временем германские войска, как жирное масляное пятно по грязной, изорванной российской скатерти, расплывались все шире: вошли в центральные области, двинулись к Севастополю, продвинулись к Петрограду, Пскову. Идут тревожные телеграммы из разных мест. Договор договором, а русские люди не могут понять, почему кайзеровские солдаты без боя, на пассажирских поездах, как путешественники-пилигримы, занимают город за городом. Почему? Ленин «успокаивает» смятенных людей еще одним декретом26 о недопустимости военных действий с германцами ввиду ратификации 15 марта 1918 года IV Чрезвычайным съездом Советов мира, равносильного безоговорочной капитуляции.

Меньшевики еще могут полуподпольно, язвительно и одновременно печально писать: «Советская власть принуждена расплачиваться за право своего существования исполнением всех приказов и желаний германского империализма. К Вильгельмовой кабале на Руси уже прикладывается штемпель Советской власти во всех последних ее шагах. И скоро мы не будем знать, какой у нас режим: советский или мирбаховский?»27

Пока же Народный комиссариат иностранных дел судорожно пытается нотами остановить продвижение немцев за границы линии, обусловленной договором. Чичерин просительно телеграфирует МИДу в Берлин о том, что германская армия не должна выходить за границы Украины. «Мы повторяем свое предложение германскому правительству высказаться определеннее по вопросу о том, какие границы ставит это правительство Украинской республике…»28 Великая в прошлом Россия просит установить ее собственные границы…

Ленин готов, повторю еще раз, на все, чтобы сохранить власть. Он идет на форсированный обмен послами. В Москву приезжает граф Вильгельм Мирбах (не зная, что лишь три месяца он проживет в Москве), а в Берлин отправляется Адольф Абрамович Иоффе, член ВЦИК и кандидат в члены ЦК РКП(б), большой личный друг Л. Д. Троцкого.

Приехав в Берлин, Иоффе шлет депешу в Москву, что ему пока не удается убедить немцев остановить наступление на кавказском направлении. Немцы требуют, сообщает Иоффе, «вернуть суда в Севастополь», в противном случае они продолжат наступление. «Я советую, — телеграфирует советский посол, — принять ультиматум и вернуть суда из Новороссийска в Севастополь… и заявить, что Россия принимает обязательство не переступать указанной демаркационной линии… Нужно настаивать на сохранении границ Брест-кого договора…»29

Москва, забыв о своей «революционной решимости», вновь упрашивает Германию не нарушать договоренностей. Кроме, пожалуй, одной. В секретной директиве командующему Черноморским флотом и главному комиссару флота, где говорилось: «…Совет Народных Комиссаров, по представлению Высшего военного совета, приказывает вам с получением сего уничтожить все суда Черноморского флота и коммерческие пароходы, находящиеся в Новороссийске. Ленин»30.