С началом революции Владимир Ильич и Надежда Константиновна вернулись в Россию. Вождь большевиков в Женеве 10 января 1905 года узнал о расстреле рабочей демонстрации в Петербурге. Крупская вспоминала: «Всех охватило сознание, что революция уже началась, что порваны путы веры в царя, что теперь совсем уже близко то время, когда „падёт произвол, и восстанет народ, великий, могучий, свободный…”».[74] Чтобы приблизить этот сладостный миг, Ленин торопился в Россию. Однако возвращение состоялось только после манифеста 17 октября, когда для большевиков появилась возможность легальной или хотя бы полулегальной деятельности.
В конце октября 1905 года Владимир Ильич по поддельным документам отбыл в Петербург. Первым делом после приезда он посетил могилы жертв «кровавого воскресения» на Преображенском кладбище. Неделей позже на родину выехала и Надежда Константиновна. В мемуарах она призналась: «Я за границей смертельно стосковалась по Питеру. Он теперь весь кипел, я это знала, и тишина Финляндского вокзала, где я сошла с поезда, находилась в таком противоречии с моими мыслями о Питере и революции, что мне вдруг показалось, что я вылезла из поезда не в Питере, а в Парголове. Смущённо я обратилась к одному из стоявших тут извозчиков и спросила: “Какая это станция?” Тот даже отступил, а потом насмешливо оглядел меня и, подбоченясь, ответил: “Не станция, а город Санкт-Петербург”».[75]
В Питере супруги одно время пытались жить вместе. Товарищи по партии достали им надёжные паспорта реально существующих лиц, которые можно было рискнуть прописать в полицейском участке. Но вскоре Владимир Ильич заподозрил, что за их квартирой следят. Они с Крупской опять поселились врозь, и виделись обычно в редакции газеты «Новая жизнь». Ленин участвовал в издании легальных большевистских газет, выступал на собраниях и митингах. Крупская ему помогала, но занималась главным образом канцелярской работой. Надежда Константиновна считалась секретарём ЦК, ведала перепиской с немногочисленными местными организациями РСДРП. О тех днях она вспоминала с воодушевлением: «Народу валило к нам уйма, мы его всячески охаживали, снабжали чем надо: литературой, паспортами, инструкциями, советами».[76]
Однако инструкции и советы не помогли в этот раз осуществить мечту большевиков о захвате власти вооружённым путём. После подавления в декабре 1905 года восстания рабочих Пресни в Москве, усилились репрессии против социалистических партий. Потребовалось усилить конспирацию.
Во время этого визита в Петербург Ленин и познакомился, в самом конце 1905 года, с Елизаветой К. Впрочем, таким ли было настоящее имя незнакомки, действительно ли с буквы К. начиналась подлинная фамилия её мужа, мы не знаем. Ведь ей приходилось скрываться не только от НКВД, где, очевидно знали истинные анкетные данные ленинской знакомой, раз раньше платили ей субсидию. Скрывать своё прошлое приходилось, вероятно, и от парижских друзей, а, возможно, и от мужа. Поэтому далеко не факт, что мемуаристку звали Елизаветой и что её фамилия действительно начиналась на К. Но я буду называть её этим именем, поскольку установить её личность до сих пор не удалось.
Вот что рассказала Елизавета К. о своей жизни до того, как произошла знаменательная встреча: «В это время я была ещё очень молода, но уже успела выйти замуж и – уже – разойтись с моим мужем, который был не русской национальности. Как много других молодых дам и барышень петербургского общества той эпохи, я с одинаковым интересом относилась к самым различным и даже противоположным проявлениям духовной жизни столицы. Бывала в Вольно-экономическом обществе, где марксисты и антимарксисты ломали копья в диспутах на самые отвлечённые темы политэкономии. Посещала собрания писателей и поэтов декадентского толка. Ходила на митинги, где социал-демократы, большевики и меньшевики, и их противники, эсеры, предавали анафеме друг друга, чтобы с той же горячностью предавать затем анафеме “царизм”. Мне случалось встречаться тогда с людьми, которые позже “вошли в историю”. Я хорошо помню, например, В.Р. Менжинского, который тогда был молодым помощником присяжного поверенного и был, с одной стороны, тесно связан с довольно развратными и ультрабуржуазными кругами (в частности, с кружком поэта Кузмина) (тонкий намёк на нестандартную сексуальную ориентацию будущего заместителя и преемника Дзержинского, поскольку о гомосексуализме Михаила Кузмина было известно достаточно широко. –