Николай и матросы, стоя рядом, наблюдали за его действиями, ожидая развязки с разоблачением убийцы. Это уже вошло в традицию – инициатива в любом серьёзном расследовании сразу же отдавалась Мартынову, а прочие, иногда высказывая своё мнение, в основном выполняли его указания. Зато бесплатно наблюдали всю детективную историю непосредственно.
Выпрямившись, Мартынов подозвал дворника, который уже закончил подметать и ожидал, наблюдая за процессом расследования.
Тот мгновенно оказался рядом и выпрямился навытяжку, держа метлу как ружьё у ноги. Пётр вздохнул, но ничего на эту тему говорить уже не стал. Видать, бывший солдат, ему так привычнее. Пусть уж.
– Товарищ Кузьма, сам видишь. Дело серьёзное. Убийство. Ты расскажи о его домашних. Сам понимаешь, нам знать бы надо. Потом мы туда, в квартиру пойдём, а ты тело покараулишь. У них есть телефон?
– Так точно, Пётр Петрович. У такого человека в квартире не может не быть. Я сам видел, как шкаф чинить вызывали. Так, насчёт домашних. Первый – сын. Василий Александрович. Серьёзный господин. Но добрый и вежливый, как отец. Тоже завсегда остановится, поздоровается, расспросит. Правда, на чай не оставлял, да я не в обиде. Таких денег, как у отца, у него нету. Служит в том же кредитном товариществе. Не директором, ясное дело.
Глафира. Кухарка у них. Готовит, за продуктами сама ходит. Бывало, останавливалась со мной поболтать. Баба как баба. Кухарка, одним словом.
Пантелеймон. Лакей … ну, как теперь он называется – не ведаю. Александр Василич его мажордом называл. Не знаю, что значит. Мужчина как мужчина. Много говорить не любит, особенно о господах. Но поговорить может. В опчем, человек как человек.
Маргарита Николавна. Ихняя … покойника, значит, супружница новая. Прежняя-то, Мария Степановна, два с лишком года тому, в зиму померла. От простуды. Жаль, хорошая женщина была. Тихая, спокойная. Вежливая, как муж. В одночасье сгорела. Эх, кончилась семья. Упокой, Господи, их души, – Кузьма размашисто перекрестился и продолжил.
– В опчем, Александр Василич погоревал-погоревал, да и женился снова год с лишком тому. Новая-то не такая, как покойная Мария Степановна. Молодая, а форсу – как у королевны. Никогда не поздоровается. Как меня и нету. И мужу, когда с ним, не даёт. Что ты, мол, с ним разболтался, нам ехать пора. И за руку тянет. А тот за ней, как телок на привязи. Да и то, моложе она его лет на двадцать-тридцать, и выглядит завсегда как барыня. И одета, и накрасится вся, и даже походка у неё – как будто завлекает. Он, конечно, сразу разум и теряет. Эх, седина в бороду, одно слово, – пригорюнился Кузьма и, вдруг встрепенувшись, добавил:
– Ан Глафира сказывала, ссориться они в последнее время всё чаще стали. Он-то, вишь, бывает, как придёт, так сразу к ней. И начинает. Орёт, кричит, гневается одним словом. Глафира говорила – молодыми людьми попрекает. Мол, ласкова больно с теми. Ну так что поделаешь. Взял молодую – сам виноват. А она поворкует, подольстится, обнимет, поцелует, скажет – любит, мол, только его – он и размякнет. Ещё и подарки дарит потом с извинениями. Одно слово, опять скажу. Седина в бороду – бес в ребро. Нет хуже дурака, чем старый дурак.
– Вот и третьего дня, – продолжал Кузьма, – как вернулся, так крик-шум и начался. Глафира говорила – пуще прежнего. Уже не просто молодыми людьми попрекал, а полюбовником. Вроде узнал что-то … в частную сыскную контору обращался. О разводе кричал. Она к нему снова и так, и этак – но он на сей раз не размяк. Уж не знаю, удалось ей помириться – или что. Вот так. Всё о них вроде. Ещё чего спросите, Пётр Петрович?
Пётр слушал дворника очень внимательно, ни разу не перебив.
– Нет, Кузьма. Ты и так много интересного рассказал. Очень нам помог. Благодарю от лица Петроградского Совета. Я сейчас с ребятами внутрь пойду, а ты вот что. Дворницкая твоя далеко?
– Да вот же она, – указал Кузьма на неприметную дверь непосредственно в стене арки, – там и инструмент, там и сплю … и харчуюсь. А что, надо в засаде посидеть? Так я мигом! У меня и свисток есть. Как какой мазурик к мёртвому телу наклонится – так я сразу свистну – тут не зевайте, хватайте. Верно я понял, Пётр Петрович?
– Почти верно, но не совсем так. Дело ещё серьёзнее. В дворницкой твоей посидят двое наших матросов, а ты как будто подметаешь и на труп посматриваешь. Чтобы никто ничего не заподозрил. Тебя-то жильцы знают, а как матросов увидят – насторожатся. Будут спрашивать – отвечай, что оставили пока присмотреть. Спросят, о чём мы тебя пытали – отвечай, что про личность убиенного – кто, мол, таков, а после – о домашних его. Но о скандалах в семье – молчок. Знать ничего не знаешь. Телегу забрать труп мы сами из квартиры по телефону вызовем. Понял?
– Не извольте беспокоиться, Пётр Петрович, всё сделаем в лучшем виде.
– Спасибо, товарищ Кузьма. Я сразу понял – ты человек серьёзный. Да, и ещё. Негоже так мёртвому телу лежать неприкрытым. У тебя найдётся какая тряпка – прикрыть пока не увезут? Но прикрыть полностью, чтобы не видно было, что покойник лежит. Зачем народ зря пугать?