Ленин

Это был не только призыв. Третий конный корпус, Уссурийская, Донская и Туземная дивизии уже двигались к Нарвской, Московской и Невской заставам Петрограда. Поднимались и другие части и соединения. Керенский, отбросив нерешительность, телеграфировал в Ставку: „Приказываю все эшелоны, следующие на Петроград и в его район, задерживать и направлять в пункты прежних стоянок". Корнилов, получив это распоряжение, начертал: „Приказания этого не исполнять, двигать войска к Петрограду…"

Видимо, Керенский своими телеграммами войска бы не задержал. Но вмешались большевики и части, находившиеся под их влиянием. ЦК партии большевиков, другие социалистические организации обратились к населению с воззванием, в котором призвали солдат, рабочих дать отпор корниловщине. Генеральский мятеж схож с августовским путчем 1991 года. Особенно в отношении лидеров страны. Тогда, в 1917-м, Керенский как-то сразу потерял свое влияние, а через семьдесят четыре года в сходной августовской ситуации его лишился и Горбачев. В этом опасность бесконечного балансирования, маневрирования, лавирования, которые в определенные моменты нужны, но сутью долгосрочной политики быть не могут.

После выступления Корнилова, которое удалось с помощью большевиков отразить и погасить, Керенский издал приказ о предании суду за мятеж генералов Корнилова, Деникина, Лукомского, Маркова, других столпов путча.

Возвращаясь к тем драматическим дням, Керенский уже в 1919 году справедливо напишет, говоря о корниловщине: "Заговор открыл дверь большевикам"¹³⁴. Путч Корнилова оказался для большевиков спасительным, вдохновляющим, обнадеживающим; после него их авторитет пошел в гору и быстро стало падать влияние Керенского. Станкевич вспоминает, что, когда в начале октября он приехал из Пскова к премьеру Временного правительства, тот „произвел на него впечатление какой-то пустынности, странного, никогда не бывалого спокойствия. Не было ни постоянно окружавшей Керенского толпы, ни делегаций, ни прожекторов… У Керенского появились какие-то странные досуги, и я имел редкую возможность беседовать с ним целыми часами, обнаруживая у него странную неторопливость"¹³⁵. История отвернулась от своего недолгого любовника.

Керенский был в зените славы, популярности, влияния, пока Февральская революция испытывала долгий, высокий прилив. Когда же начался отлив, то экспрессия, порыв, импульсивность, лихорадочная активность лидера переходного периода быстро потускнели и погасли. Даже к собственной персоне он стал относиться без прежнего уважения. А раньше… В своей книге о Февральской революции Виктор Чернов писал, что „Керенский всегда злоупотреблял и органически не мог не злоупотреблять личным местоимением первого лица: его „Я" им выговаривалось мысленно с большой буквы…"¹³⁶.

Керенскому с генералами не „везло". К нему как Главнокомандующему они относились снисходительно-иронически. Когда он бывал на фронте, то чувствовал на себе любопытно-недоброжелательные взгляды. Генерал Корнилов своим мятежом придал лишь второе дыхание большевикам. Когда же Александру Федоровичу пришлось бежать из Петрограда, был еще один шанс, который зависел теперь от другого генерала - Петра Николаевича Краснова, командира 3-го конного корпуса. Своим приказом Керенский направил корпус на столицу с целью вернуть себе власть. Но агитаторы большевиков еще на дальних подходах к Петрограду сделали свое дело. Краснов был арестован. Но поскольку советская власть еще переживала эйфорию победы, генерал был под честное слово отпущен. Слова своего он не сдержал и продолжил борьбу, оказавшись в конце концов в Германии, где увлекся литературной деятельностью.

Его многотомный роман „От белого орла до красного знамени" вызвал любопытство Сталина. Когда книги ему достали, он, полистав, бросил:

- Роман, как и сам генерал, дерьмо…

Уже семидесятилетний П.Н.Краснов решил помочь Гитлеру, естественно, не добившись на этом позорном поприще успеха.

Когда П.Н.Краснова вместе с генералами А.Г.Шкуро, Султан-Гиреем и другими коллаборационистами схватили в 1945 году в Германии, Сталин приказал судить их в Москве, проявив к этому старику немалый интерес.

Суд припомнил Краснову его сотрудничество с Керенским. Во время следствия он подробно рассказал о событиях тридцатилетней давности, когда пытался выполнить приказ Керенского.

Суд под председательством небезызвестного В.В.Ульриха приговорил 16 января 1947 года Краснова Петра Николаевича - последнего русского генерала, на которого надеялся А.Ф.Керенский, к повешению. На другой день 78-летний Краснов, последний командующий вооруженными силами Временного правительства, был казнен¹³⁷. В последнем слове он не просил пощады.