Читаем Лена полностью

И, схватив Лену за руку, он почти потащил ее на дорогу.

Было уже совсем темно. Долго они шли, не говоря ни слова.

— Сколько дней идут письма до Горького? — ни с того ни с сего спросил Дементьев.

— Не знаю. Четыре или пять.

— А оттуда?

— А оттуда и вовсе не знаю.

— Как же не знаете? Он числа на своих письмах ставит?

— Нет. Он и не пишет мне.

— Как так не пишет?

— А так — не пишет. Одно письмо написал через, месяц, как туда приехал, и больше не пишет. Да вот отцу своему этим летом прислал. И все. Он работает. Ему некогда такими пустяками заниматься.

— Так он ведь и здесь работал?

— Ну, работал, — неохотно оказала Лена.

— И время хватало ему с вами гулять?

— Ну, хватало.

— Почему же он уехал от вас?

— Да он не от меня уехал. Сами знаете, неурожай был. Голодно стало.

— А вам не голодно? Вы же не поехали.

— Я-то? — она усмехнулась. — Если все из деревни уедут, кто тогда хлеб сеять станет?

— А он все-таки уехал?

— Он не на век уехал. Сказал, что приедет, когда легче будет.

— Когда легче будет?..

— Когда легче… — Лена не договорила и задумалась. — Слушайте, — наконец сказала она, проводя тыльной стороной ладони по лбу. — Не сбивайте вы меня с толку… И идите к председателю сами. Даст он зерна — или не даст, мне все одно… Идите…

<p>14</p>

Председатель колхоза жил в одной избе с бригадиршей Марией Тихоновной и ее старым мужем и занимал угол, отгороженный полинявшей занавеской.

Дементьев пришел поздно: старики уже спали, а председатель сгорбившись, сидел возле коптилки и писал. Для Дементьева была постлана на полу солома и положена подушка малинового цвета.

— Устали? — спросил Павел Кириллович шепотом.

— Устал.

— Молоко кушать станете?

— Нет.

Дементьев покосился в сторону, где стояла постель хозяев. Мария Тихоновна ворочалась и вздыхала.

— Пойти, что ли, покурить, — сказал Павел Кириллович поднимаясь. — Пойдемте за компанию.

Они вышли на крыльцо и сели на ступеньки. Наискосок через дорогу в избе еще горел свет.

— Холодно, — поеживаясь, заметил Павел Кириллович.

— Да, прохладно… Почему, Павел Кириллович, вы загубили затею Лены Зориной? Неужели вам не обидно?

«Так и знал», — подумал председатель. Он закурил, вздохнул и, повернувшись к Дементьеву, сказал:

— Вы только не поймите меня по-худому, товарищ Дементьев. Хоть вы и ученый и дело наше сильно понимаете, а я все-таки больше вас прожил. Вот вы меня и послушайте. Все эти новости, понятно, дело хорошее, если глядеть на них со стороны. А я есть председатель колхоза и должен, кроме всего прочего, выполнять все законы и постановления. Понятно? Вот вы говорите: дай да дай, а если бы сели на мое место, вы бы зачесались, товарищ Дементьев.

— Нет, не зачесался бы.

— Это вы сейчас говорите. А подумайте: семян дай больше нормы. А ударят за это по кому? По председателю. Ну, ладно. Может, слабо ударят. Вытерпим. А выйдет ли, нет ли что из этой затеи — это еще бабка надвое сказала. А ну, как не выйдет? А ну, как слаба будет пшеница? По кому ударят? Обратно ударят по председателю, еще покрепче…

Павел Кириллович затянулся, и цигарка осветила его худощавое лицо.

— Павел Кириллович, — сказал Дементьев, — как вы думаете, может участок поднять полуторный посев? Только по-честному.

— Может быть, и может. Затея-то интересная.

— А если интересная, я бы за это дело стал биться.

— Головой об стенку, — сказал председатель. — Или не знаете, что за перерасход зерна под суд? Или не знаете, что это преступление?

— А погубить дело, которое людям пользу принесет, это не преступление, товарищ председатель? Дайте-ка закурить…

— Садись, не волнуйся. Обожди. Сколько тебе лет?

— Двадцать пять.

— Ну вот. А мне тридцать пять. А ты мне такое говоришь, будто я против Советской власти. Нет, милый, я на войне был и пришел оттуда, кое-чему научившись. Вот выйди на дорогу и спроси первого встречного: хорош ли председатель? И послушай, что тебе скажут. Это, милый, большая наука, чтобы тебя уважали и слушались твоего приказа. Этой науке в школе не учат. Ты думаешь легко было поднимать хозяйство на пустыре, на головешках, ты думаешь легко было с людьми, уставшими от войны, от голода? Легко ли, когда хлеба прошлый год было вот столько? — Он что-то показал пальцем, но в темноте не было видно его руки. — Не легше ли было мне поехать на Урал куда-нибудь или в Сибирь? Нет, не знаешь ты, товарищ Дементьев, сколько ночей не спано, сколько дум передумано…

В избе напротив задули свет, и стало еще темней.

— И еще я на войне научился, — продолжал Павел Кириллович, — сам слушаться приказа и уважать приказ, потому что этот приказ идет от Советской власти и от партии. И выполняю их приказы. И тебе, товарищ Дементьев, советую. Вот райзо приказал не давать, я и не дам.

— И так вот и будете сидеть сложа руки?

— Как это — сложа руки? Ты вот не знаешь, а я зерно давал на свой риск. А потом бумага пришла — я обратно взял. Должен я подчиняться?

— Какая бумага?

— Нет, ты скажи, должен я подчиняться райзо?

— Подчиняться должны. Но самое главное, что вы должны, — это всеми своими силами, сколько их есть у вас, поддерживать новое, если это на пользу людям.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии