Лена

Сергей Антонов Лена

1

Утром на реке Медведице тронулся лед.

— Вот чудеса пошли! — говорил перевозчик Анисим мальчику лет десяти по прозвищу Огарушек. — Об эту пору, бывало, мужики на ту сторону на санях ездили, а этот год уже реку ломает.

Они сидели на скамейке у ворот крайней избы, в пяти шагах от обрыва, и мимо них грязно-белым стадом, сопя и похрустывая, проталкиваясь и поднимаясь на дыбы, тесно шли льдины.

— У нас в Великих Луках всегда в этакое время лед идет, — сказал Огарушек.

— Ясное дело! У вас места низкие, а мы здесь живем на самом верхотурье… От нас, парень, реки текут на все четыре стороны. Волга — туда, Двина — вот туда. Бывал я в твоих Великих Луках. У вас и снегу-то нет.

— Ну да! — сказал Огарушек. — Снег у нас есть.

— Да что это за снег: на одной улице идет, на другой тает. У вас, парень, всю, почитай, зиму на колесах ездят, а здесь, бывает, на сажень наметет — двери из избы не отворить.

— Зато у нас тепло.

— Ну так и что, что тепло? Здесь тоже не холодно, и людей сюда прибывает все больше и больше. А почему? Потому, что места золотые: леса, озера — много всякого зверя…

— Дедушка, — сказал Огарушек, — гляди-ка, кто-то там кричит. Нам кричит.

Анисим, прикрывшись ладонью от солнца, стал глядеть.

На том берегу возле самой воды стоял человек и размахивал кепкой.

— Дурной, вот и кричит, — сказал Анисим. — Да, много у нас всякого зверья. Вот, к примеру, дикая коза. Если ее до рождества убить, да зажарить, да положить перед тобой кусок рядом с бараньим — не отличишь.

— А он все кричит, — сказал Огарушек, — не уходит.

— Или выдра. Бывало, выйдешь на озеро — осока расступается. Это и есть — выдра плывет.

— А какая она?

— За шкуру дают много денег, хлеба, сахару, хлопчатки. Вот она какая!

Один за другим подходили поглядеть реку колхозники.

Пришел Гришка-партизан, парень добрый и хулиганистый. Пришла и мать Огарушка — тетка Даша, застенчивая и краснеющая по всякому пустяку. Года четыре назад перебралась она откуда-то из-под Великих Лук с тремя ребятишками, да так и прижилась здесь, привыкла и осталась навсегда. Пришла бригадирша, Мария Тихоновна, сухонькая, глухо, до бровей, повязанная платком.

— Кто там шумит? — спросила Мария Тихоновна так, как спрашивают уверенные в себе люди: всех сразу.

— А шут его знает! — отозвался Анисим. — Скачет туда-сюда, как обезьян.

— Это агроном из района, — сказал Гриша. — Или новые нормы привез, или Ленку сватать приехал.

Побежали за председателем, Павлом Кирилловичем. Вскоре он показался из-за поворота улицы. На нем была белая гимнастерка с зелеными пятнами на плечах и на груди. Он был еще молод, но бородка старила его лицо. Бороду он отпустил недавно, чтобы казаться солидней, а то с девчатами нет на работе никакого сладу: не слушаются, заигрывают, всерьез не принимают.

— Что же раньше не позвали! — закричал он еще издали. — Собрался вас тут полный взвод, а чтобы меня известить — никого нету.

Председатель подошел к обрыву и, вытягивая шею, как кочет, закричал не своим тенором:

— Петр Михайлы-ы-ыч! Здравия желаю! Громче!

Он приставил ладонь к ушам, стал прислушиваться, но подошла Лена, широкоротая и курносая, лицом похожая на мальчишку, и Гриша стал возиться с ней, сталкивать под обрыв. Лена завизжала на всю деревню.

— А ну, тише! — рассердился председатель. — Ленка, не ори, а то сейчас всех разгоню.

— Вон что! — сказала Лена.

— Вот тебе и что! Ты бы лучше послушала, что товарищ Деменьтев кричит. А то, где не надо, ты востроухая. Небось все слышишь, что тебя не касается.

— Вон что! — опять сказала Лена.

Взрослые стали советовать послать за агрономом подводу через Городец; в Городце, километрах в восьми отсюда, есть мост. Гриша сказал, что этот мост в ледоход разобрали. Поднялся спор.

— Разговоры! — закричал председатель. — Прекратить шум! Ленка, давай слушай!

Люди притихли. Лена собрала губы и насторожилась.

— Ну, чего? — спросил председатель.

— Плохо слыхать, — ответила Лена, — кажись, выговор.

— Какой выговор? А ну, слушай дальше.

— Обожди. Ну да, выговор. Строгий, кричит, выговор.

Председатель насторожился. Ленка взглянула на него и, не удержавшись, прыснула.

— А, так ты вот как! — Председатель вытянул руки по швам. — Иди отсюда! Кто я такой, чтобы около меня насмешки строить?

— А чего ты пристаешь? Или я радио — из такой дали слышать? — сказала Лена. — Ты еще прикажи пересказывать, что в Городце говорят.

Все заулыбались: в Городце жила председателева симпатия.

— Какая ты все-таки зараза, — председатель сплюнул. — Нет в тебе ума вот ни на столечко…

Он раздраженно прошагал вдоль берега.

— Да и товарищ Дементьев стоит и шумит. Прошел бы сюда, если такое дело. Лед густо идет.

— А ты бы сам пошел, коли такой смелый, — усмехнулась Лена.

— И пойду. Неужто самолета ждать буду!

— Не выдумывай, — сказала Мария Тихоновна.

— Да он и не пойдет, — проговорила Лена. — Форсит только. Народ пугает.

Председатель взглянул на нее, пружиня желваками, хотел что-то сказать, но смолчал, сбежал на каблуках по откосу, отодрал ото льда валявшийся у перевоза кол и, примерившись, прыгнул на льдину.