Леморан (СИ)

— Доброе утро, Шани. Подняла взгляд и встретилась с серебристыми глубокими глазами.

Другие, чужие. Смотрят ласково.

— Доброе. Повисло молчание, тягучее, страшно неловкое. Как себя вести?

— Выспалась? — спросил через пару минут, не спеша убирать от меня свои руки. И ноги. И все остальное.

— Да, вроде, — промямлила неохотно. И опомнившись, вежливое, — Спасибо! А вы?

— Хм. Есть хочешь? Допрос с утра пораньше. Еще бы размер ноги спросил. Прислушалась к себе и аппетита не почувствовала. Неприятное ощущение, живот сводит то ли от волнения, то ли от голода, то ли еще от чего.

— Вроде, нет. Дюсан, похоже, растерялся. Взгляд из нежного стал встревоженным.

— Ты скажи, что тебе нужно, я все сде… — прервался на полуслове и медленно прикрыл глаза. Руки сжали мою талию сильнее и Дюсан, тихо застонав, сполз ниже и ткнулся лицом мне в живот поверх одеяла.

Стон прозвучал с такой непередаваемой мукой, что я окончательно струсила. А ну, как ему сейчас плохо станет, заболеет, и я тут совсем одна останусь? Кстати, где это я?

Дюсан так и лежал, удерживая меня руками и вжимая лицо в живот. Минута, две. Не похоже, что в ближайшее время освободит.

Не зная, что делать, робко погладила серую гриву. Длинные волосы, чуть ниже плеч. Сейчас, при искусственном освещении, отливают фиолетовым. Гладя пряди, нечаянно дотронулась пальцем до голой спины. Честно, нечаянно! Дюсана будто током ударило. Резко подскочил с кровати, чуть не сдернув меня на пол, и ринулся к выходу.

— Прости, я должен уйти, — донеслось скороговоркой из-за двери.

Длинно вдохнула и выдохнула через рот. Понять хоть что-то в поведении серогривого даже не стала пытаться. Единственное, на что хватило разумения у заспанного мозга, это распознать тянущую боль в низу живота. Как говориться, мало было хлопот… Медленно, преодолевая слабость, выпуталась из кокона одеяла и поднялась. Санблок, — я иду!

После душа значительно полегчало, горячая вода успокоила ноющие мышцы, а прохладная, которой облилась под конец, взбодрила, и тело и мысли. Как и следовало ожидать, в стандартном наборе аптечки, нужного мне не нашлось. Как выкручиваться из щекотливого положения, еще только предстоит придумать.

В комнате леморанца не наблюдалось, но зато на узком столе меня ждал поднос с разнообразной едой. Между емкостями возвышалась стеклянная колба, а в ней живой цветок — роза на длинном стебле, с зелеными листьями и острыми шипами.

Сперва не поверила собственным глазам, подошла и пощупала нежно-розовые лепестки. Понюхала, но запаха, как и следовало ожидать, не чувствовала.

На глаза навернулись слезы, а губы непроизвольно растянулись в улыбку. Я настоящих растений с переезда с земли не видела. Среди той грязи, в которой существовала последнее время, забыла, что на свете есть такая красота. И мне ее подарил Дюсан.

Милая моя,
Взял бы я тебя.
Но там, в краю далеком,
Чужая мне не нужна.

За трое суток, что занял полет до Леморана, я успела испытать необыкновенное счастье и вслед за этим рухнуть в свой собственный, персональный ад. Всего три дня на невероятный взлет и падение. И причиной тому один единственный мужчина.

Дюсан буквально окутал собой, такого внимания и заботы я никогда не знала. Он даже к бортовому медику пошел со мной вместе и там не оставил одну, сам разъяснил все доку Вейлису, проявив при этом подозрительную осведомленность о физиологии землянок. Умудрился все это проделать так, что я даже не покраснела. Будто в порядке вещей, что инопланетный взрослый мужчина печется о средствах гигиены для одной… кто я ему?

Вдоль и поперек просканировали в непонятных капсулах, сделали несколько инъекций, чтобы на новой планете не заразилась их вирусами и дали что-то от запущенной аллергии. Оказывается, за Фабиусе у меня начала развиваться болезнь дыхательных путей, индивидуальное неприятие некоторых компонентов того воздуха. Недаром он мне таким противным казался.

Рил в ухе услужливо переводил слова дока, формально все было понятно. Но вот взгляды, некоторые интонации и неприятная атмосфера, царившая вокруг, — ее рил не в состоянии перевести и разъяснить для недалекой меня.

Последующие ночи спала одна. Дюсан сам сказал, что ночует в другой каюте, я не выгоняла. Признаться, когда он рядом, обнимает или держит за руку, чувствую себя в безопасности. О многом говорит уже то, что ночь после пережитого в переулке на Фабиусе, спала как младенец. Не мучили ни бессонница, ни кошмары, ни страхи.

По кораблю я прошлась только единожды, к медблоку, и одной подобной прогулки мне хватило выше крыши. Больше выходить из каюты желания не возникло.

Напряжение между Дюсаном и остальными леморанцами заставляло втягивать голову в плечи, опускать взгляд и крепче держать за руку своего серогривого спутника. Хваталась я за него часто. И не сказать, чтобы Дюсан был против, нет, всегда позволял касаться, и обнимал крепче в ответ. Но при этом его и так крепкое, тренированное тело, превращалось в камень. Закрывая меня спиной от экипажа, готовый к схватке, он и то был более расслабленным.