Лёлишна из третьего подъезда

– Иди в магазин, – опять напомнила Лёлишна.

– Не командуй! – огрызнулся Петька. – У меня и без тебя командиров хватает. Вокруг меня одни командиры, один я гвардии рядовой. Ничего, в армию пойду, сам командиром буду. Уж я покомандую! Сусанна у меня медсестрой будет. Я ей покажу, где раки зимуют!

– Иди в магазин! – сказал Виктор.

Петька плюнул и пошёл в магазин. 

В ЦИРКЕ СНОВА ПЕРЕПОЛОХ, поэтому ОЧЕРЕДНОЙ НОМЕР нашей программы – десятый по счету – ЗАДЕРЖИВАЕТСЯ

Чип получил по заслугам. И если бы он умел плакать, то обязательно бы поплакал от обиды. А если бы он мог рассуждать, то рассуждал бы примерно так: «Ладно, я виноват. Но почему этот хулиган по имени Хлоп-Хлоп сидит как ни в чём не бывало? Ведь это он отвязал меня! Почему же ему дали яблоко, а мне не дали даже поесть? Почему со мной никто не разговаривает? Почему никто меня не приласкает?»

В это время Хлоп-Хлоп доел яблоко и огрызком запустил в Чипа.

И попал ему прямо в нос.

Чип яростно зарычал, рванулся к обидчику, но опрокинулся на спину, отброшенный назад натянувшимся поводком.

Мартыш зааплодировал сам себе и восторженно запищал. Если бы он мог рассуждать, то рассуждал бы примерно так: «Глупый же ты, Чип. Уж так в природе устроено: если она даёт силу и острые клыки, то не даёт – чего? – ума. Вот я по сравнению с тобой слабенький, но зато хитрый и ловкий. Да ещё умный. Кого угодно обману!»

И опять мартыш сам себе захлопал в ладоши. И радостно заверещал.

А тигрёнок зарычал, оскалив пасть.

Хлоп-Хлоп показал ему язык и упрыгал в зрительный зал.

Вокруг манежа стояла решётка, и Эдуард Иванович повторял со своими хищниками программу.

Мартыш поползал по столбам, покачался на тросике и вдруг увидел брезентовый шланг. Его провели сюда на случай, если звери взбунтуются.

Мартыш вдоль шланга выбежал на служебный дворик и оказался у столбика. А на столбике был ящик с открытой дверцей. А в ящике кран. И Хлоп-Хлоп недолго думая начал что было силёнок отвинчивать его.

Шланг на глазах как бы превращался в живую змею. Наполняясь водой, он шевелился и даже немного извивался.

Из мелких дырочек брызнули фонтанчики.

Ой, как весело!

Мартыш, как вы, конечно, догадались, сам себе зааплодировал и восторженно запищал: вот как обрадуются все, увидев это чудо – живой шланг!

И представляете, что началось? Вода ударила из брандспойта вверх, под купол, и дождём полилась на манеж, на львов, на укротителя, на рабочих.

Звери зарычали, заметались.

Эдуард Иванович дважды выстрелил из пистолета.

А Хлоп-Хлоп схватил брандспойт и направил его прямо за решётку – давай гонять львов!

Он радостно повизгивал и водил струёй то вверх, то налево, то направо, то вниз.

Ox, уж как весело!

Ох, до чего здорово!

К нему пытались подойти, чтобы отобрать шланг, а он думал, что с ним играют.

Люди смешно размахивали руками, отбиваясь от струи, закрывали лицо, прыгали по скамейкам.

В суматохе никто не догадался сбегать и завинтить кран.

А Хлоп-Хлоп уже предвкушал удовольствие от того, как все будут его ласкать, угощать сахаром, называть нежными именами. (Например, Хлоп-Хлопик.)

И тут он получил такой пинок, что взлетел в воздух.

Несколько раз перевернулся.

Перелетел через решётку.

И плюхнулся на арену прямо к ногам Эдуарда Ивановича.

От обиды и боли Хлоп-Хлоп ударил себя кулачком в грудь и захныкал.

Эдуард Иванович взял его за загривок и дал ему штук пять шлепков.

Никогда ещё он так больно не бил мартыша.

Тот изумлённо уставился на мокрого с головы до ног хозяина.

Но Эдуард Иванович бросил мартыша на опилки и крикнул:

– Вон с глаз моих!

А лев Цезарь, как говорится, ещё добавил – лапой вышвырнул мартыша обратно, туда, откуда он прилетел, – в зрительный зал.

Мартыш начал догадываться, что в чём-то виноват, но в чём именно, понять не мог.

Сидел и плакал.

И скоро стал таким мокрым, словно не он сам, а его самого поливали из шланга.

Тем временем Эдуард Иванович загнал зверей в клетки, потому что репетировать не было смысла, и ушёл переодеваться.

Рабочие, убиравшие решётку, тоже переоделись в сухое и бросали сердитые взгляды в сторону мартыша.

А он, обиженный, мокрый, побитый, решил, что, если ему сегодня не дадут сахару, он убежит из цирка. Да, да, убежит!

Он вам не Чип, не поймаете.

Ему сразу стало весело. Он похлопал сам себе в ладошки и побежал дразнить Чипа.

И увидел Эдуарда Ивановича и с радостным писком бросился к нему.

Но хозяин даже не посмотрел на мартыша, словно они и знакомы не были.

Хлоп-Хлоп возмущённо заверещал, потянул хозяина за брюки, как бы говоря: «Ты что? Ослеп? Или не узнаешь меня? Что я такого тебе сделал? Это я на тебя обижаться должен. Дай-ка мне сахару – и будем друзьями дальше. Ладно уж, я тебя прощаю».

– Убирайся! – крикнул Эдуард Иванович. – Марш на место!

И прошёл мимо.

Но это было ещё полбеды.

Он уходил не один. Он вёл на поводке Чипа!

И мартыш схватил тигрёнка за хвост.

Чип взвыл, я бы сказал, не своим голосом.

Хлоп-Хлоп бросился наутёк. Он забрался в комнатку Эдуарда Ивановича, немного поскулил, попробовал всплакнуть и решил лечь спать.