Это было для Петьки ударом посильнее, чем тот, который он испытал, когда выпрыгнул из вагона.
Это был, если вы знаете бокс, — нокдаун!
Петька лёг.
И вытянул ноги.
И уснул.
Спал он примерно с час. Проснувшись, сначала опять ничего не понял. Почему — ни бабушки, ни раскладушки?
Весь он был в цементной пыли, а руки — в крови.
Захныкал Петька, кулаком кому-то погрозил.
Встал.
Хлопнул по себе ладошками — пыль полетела. Сообразил он, что в таком виде показываться в городе нельзя.
Пошёл Петька бродить среди берёзок, обливаясь горючими слезами.
Эх, домой бы сейчас, получить бы:
1) хорошую порку и
2) хороший обед!
Увидев ручей, Петька сразу стал раздеваться.
Куртка полетела в воду.
За ней — рубашка.
И он принялся стирать штаны. Собственно, он их не стирал — не умел, а просто опускал в воду, поднимал, снова опускал — полоскал, одним словом.
А выжать не догадался.
Так и повесил штаны на ветви.
Куртку и рубашку пришлось искать ниже по течению, потому что они уплыли и затонули.
Через некоторое время Петька грелся на солнышке, а одежда его висела в тени.
А он ещё удивлялся, чего это она и не собирается высыхать.
Голодный желудок пронзительными выкриками и стонами требовал у хозяина пищи.
Слюны было, столько, что Петька ставил рекорд за рекордом по дальности плевков.
Ух, как есть хотелось!
И в голову проникла мысль: а почему бы тебе сей же час не пойти в город? Авось, что-нибудь где-нибудь и получится?
Вдруг буханку хлеба найдешь или ещё что-то? Петька бегом побежал.
Вбежав в улицу, он понюхал воздух.
Уловил какие-то съестные запахи.
Свернул на них.
Бежал и нюхал.
Снова свернул.
Ещё раз свернул.
И вдруг заметил, что запахи
запахи
запахи
со всех сторон запахи!
Хоть стой на одном месте, крутись и нюхай!
Ведь из каждого дома неслись запахи. А нюх у Петьки был до предела обострённый. Ведь впервые в жизни мальчишка, проснувшись, не поел!
За маленьким заборчиком увидел он невероятно толстого мальчика.
Тот сидел за вкопанным в землю столом и страдал.
А на столике перед ним — невероятно огромная миска и в ней
суп.
Ух, суп!
Эх!
Запах супа прямо-таки притянул Петьку, перетащил его через заборчик и посадил за стол.
И Петька спросил:
— Съем?
— Ешь, — лениво ответил невероятно толстый мальчик, брезгливо пододвигая невероятно огромную миску.
Ложка в Петькиных руках превратилась в супомёт системы «ТИП» («Только не подавись»).
Проглотив суп, Петька спрятался в кусты.
Из дома вышла невероятно толстая тётя и воскликнула:
— Ты съел всё? О радость! Больше ты не будешь худеть и сохнуть на моих глазах! Ешь котлетки, я побежала за компотиком!
Невероятно толстая тётя скрылась в доме.
Петька выскочил из кустов и уставился на четыре невероятно большие котлеты и невероятно длинные макароны.
Невероятно толстый мальчик сказал:
— Ешь. Я и так закормленный.
Петька быстро всё сглотал.
А мальчик сказал:
— Спасибо. Компотик я буду сам.
Петька с трудом перешагнул через заборчик.
Им овладела сытая истома.
Он еле передвигал ноги.
И искал местечка, где бы прилечь.
И спокойно переварить пищу.
Глаза закрывались сами собой.
Петька начал спот… ык…атьс… я…
Спать… спать… спа-а-а… Несколько шагов он спал стоя.
Потом растянулся прямо у забора на травке.
В милиции Горшков сказал ребятам:
— Найдём вашего Пару. Не таких ловили. Вот недавно, помните, тигрёнок терялся, это было трудновато. А этот никуда не денется. Далеко не убежит. С любого поезда снимут и обратно отправят. В цирк вечером идёте?
— Конечно, — ответил Головёшка.
— В таком-то виде? — спросила Лёлишна. — Вы посмотрите на него.
— Ну и что? — недоумённо спросил Головёшка. — Я вам не стиляга какая-нибудь.
— Нет у него другого вида, — сумрачно проговорил Горшков, — условия жизни у него тяжёлые.
— Надо ему помочь, — всё так же спокойно сказала Лёлишна, — надо его вымыть, заштопать и перешить.
— Не смешите вы меня, — испуганно попросил Головёшка. — Ни разу в жизни со мной такого не было. Разыгрываете меня, да? К штанам придрались, да?
— Идём, Владик, — позвал Виктор, — нечего время зря терять.
— Не Владик я! Понятно? Головёшка я! Понятно? Не-поддающийся! Понятно? Колония по мне плачет! Понятно?
— У тебя нервы больные, — сказала Лёлишна, а Горшков сказал:
— Не шуми, Голо… Владик. Слушайся.
— Надоело мне всех слушаться, — огрызнулся Головёшка, но пошёл следом за ребятами.
Всю дорогу молчали. Только Лёлишна тихонько напевала:
У самого дома Головёшка сказал:
— Никогда в жизни со мной такого не было.
Тут Лёлишна всплеснула руками, ойкнула: из подъезда выходил дедушка.