Лекции по истории русской философии (XI - XX вв.)

Радищев попал в илимскую ссылку за издание «Путешествия». Хотя издание было тайным, полиция по приказу Екатерины II быстро открыла имя писателя. Императрица штудировала книгу с пером в руках. «Тут царям достается крупно»; «сочинитель не любит царей и, где может к ним убавить любовь и почтение, тут жадно прицепляется с редкой смелостию»; «царям грозится плахою»; «помещиков сочинитель казнит»; «надежду полагает на бунт от мужиков» — писала она, отчеркивая в книге «места сильнейшие». Ее испугала ярая враждебность автора к монархам, и она сама определила ему меру наказания: смертная казнь, которая затем была заменена на десятилетнюю ссылку. В Сибири Радищев пробыл около шести лет, и после смерти Екатерины получил разрешение вернуться назад и жить в своей деревне. При Александре I ему было дозволено поселиться в столице и даже участвовать в работе правительственной комиссии по составлению Свода законов. Но не умея примириться с существующей действительностью, чуждый ей до самых корней, он в один из моментов трагического отчаяния покончил жизнь самоубийством.

Впервые свою антимонархическую программу Радищев сформулировал в примечаниях к переведенной им книге Г. Мабли «Размышления о греческой истории или о причинах благоденствия и несчастия греков». Одно из них, самое важное, гласило:

«Самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естесству состояние. Мы не токмо не можем дать над собою неограниченной власти; но ниже закон, извет общия воли, не имеет другого права наказывать преступников опричь права собственной сохранности. Если мы живем под властию законов, то сие не для того, что мы оное делать долженствуем неотменно; но для того, что мы находим в оном выгоды. Если мы уделяем закону часть наших прав и нашея природныя власти, то дабы оная употребляема была в нашу пользу; о сем мы делаем с обществом безмолвныйдоговор. Если он нарушен, то мы освобождаемся от нашея обязанности. Неправосудие государя дает народу, его судии, то же и более над ним право, какое ему дает закон над преступниками. Государь есть первый гражданин народного общества».

Двадцатипятилетний Радищев открыто заявлял о приоритете прав народа над правами монархов. Его позиция определялась просветительской философией общественного договора, однако он переносил акцент на различение закона и власти. Общество не передает никакому лицу всю полноту власти, оно лишь отчасти ограничивает свою свободу, чтобы дать место закону. В законе претворяется общая воля народа, которой «послушна» всякая другая власть.

Свою творю, творя всех волю:
Вот что есть в обществе закон.

Радищев уподоблял закон божеству, стражами коего являлись истина и правосудие. Перед ним равны все — и низшие и высшие; он единственный царь на земле.

Возводит строгие зеницы,
Льет радость, трепет вкруг себя;
Равно на все взирает лицы,

Не ненавидя, ни любя.
Он лести чужд, лицеприятства,
Породы, знатности, богатства,
Гнушаясь жертвенныя тли,
Родства не знает, ни приязни,
Равно делит и мзду и казни;
Он образ Божий на земли.

Посягать на закон, уклоняться от его установлений не допустимо ни для подданных, ни для монархов: в первом случае это преступление, во втором — тирания. Власть, возвышающаяся над законом, плодит неравенство прав и «ласкательство»; государи начинают жаждать божественных почестей, входят в союз с церковью, духовенством. Так «суеверие священное и политическое» смыкаются друг с другом для достижения общей цели.

Власть царска веру охраняет,
Власть царску вера утверждает;
Союзно общество гнетут;
Одно сковать рассудок тщится,
Другое волю стерть стремится;
На пользу общую, — рекут.

Но тиранство не бесконечно, оно само готовит себе погибель, и погибель страшную — в крови и мщении. Невежественные рабы, загрубевшие в своих чувствованиях, при первом же порыве свободы устремляются к разрушению. «И се пагуба зверства разливается быстротечно». Тогда не щадят они ни пола, ни возраста. «Веселие мщения» им дороже, чем само «сотрясение уз», т. е. избавление от рабства.

В крови мучителя венчанна
Омыть свой стыд уж всяк спешит.

Радищев страшился подобных бессмысленных кровопролитий, ибо на примере истории хорошо видел, что «право мщенное природы», к которому время от времени прибегают рабы, не способно что-либо изменить в самой их жизни: разгул отчаянной вольности стихает и все приходит в прежние берега.

Свобода в наглость превратится,
И власти под ярмом падет.