Лёха

– Ага, я тоже заметил кроме семи слоников на полке, часов-ходиков с гирьками и горки подушек на кровати под кружевной накидкой еще и городской славянский шкаф – усмехнулся лейтенант.

– А вся мебель ручного изготовления, даже так называемая городская. Так что шкаф – это еще не богатствие. А вот швейная машина и зеркало – это нехилый достаток, факт. А ещё железная кровать-сетка, с набалдашниками на спинках, тоже матёрая штука для хозяев – вежливо поправил своего начальника ефрейтор.

– Комод красивый. С ручками! – молвил бурят.

– А никого в деревне резным комодом мореного дерева не удивишь. У меня брат такие десятками резал, когда валенки не катал и шкуры не выделывал – заметил не без гордости Бендеберя.

– А ручки красивый – невозмутимо встал на своем азиат.

– Это да, можно удивить металлическими фигурными ручками на том комоде, особенно, если они с замочками. Красивые ручки, факт. Как у нас были – уперся и ефрейтор.

Семенов подумал, что по всем признакам основательности дома – деревянный пол, печка, топящаяся по-белому, крепкий забор из половинок жердей, крытая не соломой, а тесом, в перехлест, крыша – богат лесник. Хороший нужник на огороде тоже впечатлял.

– В доме – самовар, керосиновые лампы с целыми стеклами. Еще – большая настольная керосиновая лампа с абажуром. Книги – напомнил ефрейтор.

– Прикидываете – будет ли этот богатей за совецку власть или к немцам переметнется? – спросил Семенов.

– Именно. Я успел фотографии у него посмотреть – вот и задумался – ответил лейтенант.

– А фотографические карточки не являются редкостью или признаком зажиточности. Потому что с них все вообще начинается – можно жить в хате с земляным убитым полом, есть одну картошку, но фотографическая доска, застекленная, в резной рамке – будет. Это ж родичи, факт – заметил ефрейтор.

– Я не о том. На его фотках ни одного красноармейца или краскома нету. А фоток много. Это меня настораживает.

– А другого выхода у нас нету. Если завтра вместо лекаря полицейских приведет или немцев – ему, гаду, первую пулю – хмуро сказал Бендеберя.

– Ладно, отдохнули, пора дальше двигать.

И действительно – двинули дальше.

Менеджер Лёха

– Как насчет по граммуле? – спросил Середа менеджера, упоенно копавшегося в трофейном добре в разумении найти что поесть на обед. При этом артиллерист и впрямь бултыхнул в бутыли опалесцирующей жидкостью.

– Не, неохота. Да и тебе, знаешь, тоже бы не стоило.

– Я свою меру знаю. И болит не так сильно, когда примешь. Да и тем двоим тоже лучше после сотки – кивнул в сторону палатки с ранеными и больными Середа.

– Ну, як скажеш – заявил твердо сержант, налил себе – и впрямь не так чтоб много – в колпачок от фляжки, не торопясь выбрал закусон в виде огурчика – и немедленно выпил. Потом налил столько же, но сам пить не стал, а отправился к раненому. Какое-то время провел там, потом вернулся в некотором недоумении, напевая себе под нос:

Служили два товарища, ага!
Служили два товарища, ага!
Служили два товарища в одним и тем полке,
Служили два товарища в одним и тем полке.

Вот пуля пролетела и – ага!
Вот пуля пролетела и – ага!
Вот пуля пролетела, и товарищ мой упал.
Вот пуля пролетела, и товарищ мой упал.

– Это ты к чему? – насторожился Лёха.

Середа, не переставая ныть свою странную песню вытряхнул на траву капли из кружки, напялил ее на фляжку, а бутыль запихнул аккуратно в вещмешок. Вид у него был невеселый.

Я дёрнул его за руку – ага!
Я дёрнул его за ногу – ага!
Я дёрнул его за руку – товарищ не встаёт.
Я дёрнул его за ногу – товарищ не ползёт.

Я налил ему водки и – ага!
Я налил ему водки и – ага!
Я налил ему водки, а он водку не берёт,
Я налил ему водки, а он водку не берёт.

– Да можешь ты мне ответить, чтоб тебя черти драли! – возмутился потомок.

– Усов этот – без сознания, похоже. Лежит весь мокрый, как мышь и не отвечает. И пить, соответственно, не может. И есть, как ты понимаешь, мой крылатый друг – тоже. А коли боєць не може ні пити ні їсти – це зовсім погано, дуже погано. Такие дела.

Из палатки донеслось какое-то злобное ворчание. По голосу – вроде на того раненного похоже, что все время ругался. Тут вроде бы что-то членораздельное донеслось, но тихо и Лёха не разобрал. Впрочем, Середа тоже не расслышал. Пожал плечами, аккуратно поставил мешок с бутыльей и пошел к ворчавшему что-то раненому. Потомок – из любопытства – тоже.

– Что? – спросил артиллерист, сунув голову в темноту.

– Через плечо! Ты чего распелся тут, зараза – зло, но тихо откликнулся из вонючего тепла раненый.

– Ну, тут можно. Мы посреди леса сидим.