– Тогда давай переодеваться – поежился от будущей перспективы Лёха.
– Погодь минутку – откликнулся Середа, вытаскивая из карманов трофейной униформы бумажники, какие-то бумажки и прочие мелочи.
– Да чего копаться-то?
– Надо же понять, кто это был. Главное в театральной постановке – это грамотная режиссура! Если мы с тобой играем роли – как говорил Станиславский – главное понять сверхзадачу. Если б нам не поверил великий Станиславский – меня бы это не пудрило вовсе, хай ему грец, этому режиссеру, а вот если нам эти оружные громадяне не поверят – вот это будет тускло. И закидают нас не тухлыми помидорами, а куда более весомыми вещугами – нес какую-то околесину артиллерист, успевая при этом внимательно разглядывать все, что доставал из бумажников, передистывая какие-то тощие серые книжки в ладонь величиной.
– Ты что за пургу несешь? – удивился Лёха.
– Так меня учили в драмкружке – рассеянно заметил Середа.
– И бокс и театр?
– А то ж! Драмкружок, кружок по фото, а мне еще и петь охота – невесело оскалился вроде как в улыбке артиллерист.
– Короче давай, вечер скоро, темно станет – присоединился нетерпеливо и Жанаев.
– Поспешишь – людей насмешишь – отрезал знаток немецкого языка. Мысленно Лёха плюнул, но внешне остался спокоен. Спорить с человеком, умеющим боксировать, да еще и по голове получившему только что было неосторожно. Натянул на себя уже привычный мундирчик, от души надеясь, что вшей не осталось, штаны примерил, сапоги тесноватые. Подпоясался тяжелым от патронташей и штык-ножа ремнем и почувствовал себя вполне упакованным. Прошелся – неудобно, но, в общем, терпимо.
Середа тем временем закончил чтение и стал догонять Лёху, довольно споро превращаясь из красноармейца в странноватого типа. Выглядел впрочем, он достаточно прилично и сразу стал каким-то чужим. Бурят, иронично поклонясь, вручил не менее странную шапку – кепи. Словно взяли обычную мужскую шляпу с вдавлинкой, поля пришили к тулье, а спереди оставили вырез над козырьком и там, на полоске коричневой ткани красовалась нелепая кокарда в виде перевернутого треугольного щитка, опять же со свастикой.
– Ах, дивчачья радость, кавалер авантажный и пышный! – не без гордости заявил Середа, оглядывая себя в зеркальце, обнаруженное в кармане у плешивого щеголя.
– Пошли? – нетерпеливо спросил Лёха.
– Погоди малость. Мы тут замогилили двух чинов из национал-социалистического рабочего фронта. Что это такое – не знаю, но у того связиста, чей мундир на тебе, была солдатская книжка в виде паспорта, он из вермахта, вооруженные силы, значит, а у этих похожие, только написано рабочая книжка. Зато звания солидные – тот, которого ты зарезал (Лёха слегка поморщился), звание было – труппфюрер, а эти амуницию носил аж арбайтсфюрер.
– И нафига нам все это знать? – удивился менеджер.
– Мы будем играть роли. Роль должна быть внутренне непротиворечива. О, целокупна! Это тебе не театральные критики будут, а местный пейзане, а у них на фальшь нюх ого-го какой. Потому мы сами, для себя, понять должны – кто чего и куда. Сыграем плохо – сыграем в ящик. Понимэ?
– Ну и что с того, что эти трупофюреры – работяги, а не военщина. Ну, стройбат, что с того? – категорически не врубался в тему Лёха. В его понимании игра могла быть компьютерной, а игра актеров, да кому она нужна, главное спецэффекты компьютерные и в кино тоже. А в театр Лёха не ходил, разве что видел иногда в новостях про очередной скандал, когда косная публика не понимала прогрессивных режиссеров и начинала ругаться, что в спектакле Дюймовочка все ходят голые, пьяные и курят гашиш, а на постановке Онегина почему-то главная любовь идет между Онегиным и Ленским, а убивают они как раз топором на дуэли Татьяну, потому что она гомофобка. На все эти театральные бредни Лёха плевать хотел.
Середа в растерянности почесал свою светлую щетину. На помощь ему пришел неожиданно Жанаев.
– Ваэнные – жрат, спат. Квартириэры. Все. Рабочее – масты, вада, дарогы, шодхер разбирэ кто куда зачем. Вот. Не понимать никто зачим!
Когда бурят торопился и волновался, говор у него становился рубленным и не шибко понятным, но Середа тут же подхватил:
– Вот – человек с пониманием, в корень зрит. У военных задачи простые. Солдат накормить, по избам разместить. А тут может быть все что угодно. Может немцы тут что строить хотят. И мы должны это сами понимать, для себя. Для правдоподобности.
– Не усложняй. Немцы тут господа, вот еще всем подряд растолковывать всякие детали. Ходи как гусак и морду держи кирпичем – и все. Нам надо, а что надо – топ сикрет и все. Военная надобность! (Это Лёха слыхал из уст покойного Петрова и почему-то запомнил). Нам вообще надо придти, забрать Семёнова, еду и линять. А ты тут кино шестисерийное собираешься ставить. Ты готов?
– Тьфу, я тебе про Фому, а ты мне про Ерему и всю благость его! Мы что, вот так вваливаемся, говорим, чтоб подали нам еду и Семёнова и все? Так что ли? А они прям сразу нам и то и это на блюдечке с голубой каемочкой с земными поклонами? Ага, разбежались, аж ноги не поспевают.
– А мы просто приходим, требуем старосту…