— А ты сам посчитай. Из дегтяря этого танкового рабочая скорострельность — сто выстрелов в минуту. Ну, может чуток другая, не намного, система-то та же. Я по пехотному сужу, но говорили, что один черт в общем, разве что у танкового диск немного побольше патронов берет. Не 47, а 63. Колонна, да еще если как тут с горки стрелять — цель большая, никак не промажешь. Пока разбегаться не начнет. Разбегаться же под обстрелом эти тыловые чмошники будут, что твои тараканы. Значит надо выпулить как можно больше, пока не разбегаются. Считай каждая пуля куда-нибудь да попадет, в гущу то. Значит надо работать длинными очередями, на всю катушку. По сто выстрелов в минуту. А всего таким макаром дегтярь может выпустить три сотни патронов, потом все.
— Что всё?
— Шабаш, перегреется. Патронов у них и впрямь было богато, только сотни три — четыре самое большее, если палили все же короткими, патронов могли они тут отбарабанить. Это три — пять минут. Думаешь, они потом сидели, на ствол дули, ждали пока остынет? Чтоб еще побабахать? А?
— Долго остывает? — поинтересовался сзади Середа.
— Долго. И пока не остынет — считай, ты безоружен — отозвался Семенов и продолжил:
— Потому и люки дырявые — наши-то думаю, удрали сразу. Не дожидаясь пока со службы тыла, с охраны дороги кто сюда на шум и дым прискачет всей оравой. Сломали танк — и удрали. А вот те, кто прискакал, по уже покинутому танку душу отвел, не разбираясь, что да как — некогда было разбираться — вон пожар какой закатили, не то, что трава, земля на полста метров выгорела. Еще и бочки рвались, весело тут было. Так что вряд ли они внутри. Я б на их месте заначку в лесу сделал — патроны, харчи. И бегом туда. Набуровили-то они знатно — три грузовика, да телег пяток. Опять же германцы по этому танку боеприпаса потратили вагон с тележкой — вон деревья все с битой корой стояли, и подлесок весь как косой снесло.
— Видно грузовики телеги как раз на подъеме обгонять взялись, деваться некуда было ни тем, ни тем — пояснил сзади артиллерист.
— Ну, грузовики на танк менять — несерьезно — буркнул Лёха. Впрочем, на душе у него полегчало, все же считать живыми тех, кто его учил танк водить, было приятно.
— Смотря, какой танк. Смотря, какой грузовик. Видел я, как самолет из ведра заправляли — та еще работенка была — отозвался Середа.
— То есть считаешь, стоило оно того? — удивился Лёха.
— Почем я знаю? — отозвался, сбиваясь с ноги артиллерист. Потом выровнялся и пробурчал:
— Нас прислали занять позиции у аэродрома. Там были охрененные емкости с бензином. И самолетов до черта. Десятка два. И шесть ведер. Два наших, брезентовых, ездовые пожертвовали. Вот ими и заправляли, подгоняли на руках самолет к емкостям, хоть это и запрещено — и бегали. Как муравьи. Успели отправить несколько аэропланов. А остальные — так и остались, когда к этому аэродрому немцы пожаловали. Вот и суди сам — сколько такой заправщик стоит и что бы за него наши отдали летуны. Ты ж сам из небесной артели, должен же понимать.
— Но этот-то заправщик немецкий — возразил Лёха.
— Был немецкий. А теперь его нету. Вообще. И где-то уже фрицам придется с ведрами бегать. А это — поверишь — мизерное удовольствие. Опять же кто-то из них без топлива остался и на сегодня боевую задачу не выполнил. Где-то они — не доехали куда хотели. Значит, наши где-то еще удержались. В телегах тоже что-то полезное накрылось. Дорогу перегородили, пока пожар тушили, да пока обломки на обочины сгребали — дорога не работала. Это все пустячки вроде — а в итоге глядишь где-то у них и не срослось серьезно. Мелочь — а приятно.
— А кто такой этот Холмс? — словно невзначай потом спросил Семенов.