Лёха

Впрочем, чем дольше шла колонна, тем больше было Лёхе наплевать на все эти виды и агрегаты. И ноги уже гудели и устал он сильно. А горелым железом и трупниной пахло так часто, что и внимание обращать прекратил. Потому он не сразу понял, что толкает его в бок Семенов и удивленно глянув на дояра Лёха совсем не врубился в сказанное вполголоса Семеновым:

— Вишь, дорвался этот, как его, Козлевич, до своей мечты.

Посмотрел туда, куда глядел его спутник, потом дошло. Сдвинутый, даже скорее оттащенный с дороги на обочину к подступившему тут вплотную лесу, потому как остались борозды от колес на земле, стоял маленький танк. И не то коза, не то корова на башне была видна. На изрешеченной вдрызг башне. Даже в корове этой, которая символизировала собой некую антилопу Гну и то зияла дыра парой сантиметров в диаметре. И в воздухе густо висел тяжелый запах — бензиновая вонь, гарь, смрад смерти и еще что-то паскудное. И тут же — совсем рядом от погибшего плавающего танка было густо намешано по обочинам чего-то странного. Косматый от черной сажи громадный цилиндр, в который этот танчик мог бы вполне спрятаться, что-то еще знакомое, но изуродованное до непонятности, вздутые лошадиные трупы, кучи обгоревших тряпок и еще чего-то. И что странно — под ногами стала чвакать грязь, словно дорога была мокрой. До Лёхи наконец доперло, что этот странный жбан — цистерна и наверное от бензозаправщика, распоротая взрывом по швам. И кругляки металлические с неряшливо намотанной на них тонкой проволокой — это колеса без сгоревших начисто покрышек. Мотор, выброшенный в сторону. И корявая железяка — сплющенная кабина. И там — еще одна, но смятая иначе и потому не узнаваемая сразу. И с другой стороны — тоже явно грузовик — как раз за задранными в небо врастопыр лошадиными ногами. И бочки вздутые вокруг валяются. И ошметья от кожаной упряжи. И еще какой-то хлам, который не очень-то и поймешь. Россыпь хрустящих под ногами аккуратных коричневых коробочек, из которых высыпался устлавший дорогу белый порошок.

— Жалко пацанов! — подавленно отозвался Лёха.

— Это каких пацанов? — удивился дояр.

— Ну, этого, Козлевича и второго — пояснил, озираясь на этой свежесделанной помойке, потомок.

— Какие же они пацаны? Нормальные мужики. Вполне матерые. Ты себя пожалей лучше, недотепа. Решил, наверное, что сидят они оба дырявые в своей барабайке? — ехидно спросил Семенов. Сзади, услышав разговор, вплотную приблизились Жанаев с Середой, стараясь идти так, чтобы не наступать Лёхе на просторные чуни.

— А то ж! Живого места нет, не уцелеть им было! — уверенно и печально сказал Лёха. Ему действительно было неприятно видеть этот хоть и нелепый, но все-таки ставший своим танчик. И пацаны там были клевые, чего уж. А сейчас их нет больше, осталась вместо хороших людей смердящая трупнина.

— Городской! — с нескрываемым презрением выговорил дояр.

— Че городской-то? — ощетинился Лёха. Вот еще не хватало, чтобы его деревенщина презирала, и так тошно.

— Пулмет угы! — негромко подсказал сзади Жанаев.

— Точно! — согласился Семенов с подсказкой и добавил: «И люки дырявые».

— Ну и что? Он весь дырявый, как решето! — возразил потомок.

— То-то и оно — кивнул боец и потом снизошел:

— Смотреть, как человек смотришь, а ничерта не видишь. Пулемета в башне нет. Люки открыты и простреляны густо. Что получается?

— Слушай, Шерлок Холмс, ты давай, говори уже! — возмутился, но тихо Лёха.

— Раз люки раскрыты до того, как танк расстреляли — значит, оттуда кто-то успел вылезти. И пулемет при этом снять. Вот и догадайся — кто б это был?

— Ну, могли и немцы — отозвался мрачно Лёха.

— Ага. Только вот мы недавно прошли пяток наших танков побольше — несгоревших при том — и что-то пулеметы все на месте. И там, где танкистов хоронили — все пулеметы на месте. Не работали тут еще трофейные команды. А вот зато когда мы встренулись с этими двумя оглоедами — как раз у Козлевича Дегтярев был в руках. Не в башне, повторю, а в руках. Потому как если танкист грамотный и танк покидает в опасном месте — он пулеметик-то с собой возьмет. Чтобы его сиротинушку горемычного залетные ухари не обидели.

— Так, по-твоему, что тут было? — поинтересовался потомок.

— Ручаться не буду головой, но по мне — если эти двое не дураки, а они вроде не таковские, то видно разжиться горючкой им не вышло. Германцы-то вон колоннами какими шпарят. Укусить еще можно, а вот горючее переливать — не выйдет. Они и укусили. Выбрали колонну с бензовозом и вылезли на дорогу из леска. На все про все у них минут десять получалось самое большее. А потом им уже тут делать нечего было, только удирать. Думаю, что удрали все же.

— Почему это десять минут? — удивился Лёха. Патронов-то у танкистов было хоть жопой ешь, стреляй да стреляй!

Шагавший рядом боец покосился на разбросанный по обочине хлам, на пару дохлых лошадей в поле, потом со скукой в голосе заявил: