- Генашио, мы там твою сумку поглядели, так странные вещи там увидали. Откуда у тебя все это? - спросил Лука.
- Вещи как вещи. Газета там, консервы. А зачем ты спрашиваешь? - поинтересовался Генашио.
- Ну как зачем, - для порядка, - ответил Лука, - ты вот так и не доказал, что ты не бес…
- Лука, ну что опять начинается. Я же тебя лечу, чего еще нужно, - начал раздражаться Генашио, - как тебе доказать, кровь себе пустить?
- Вот, вот. Кровь себе пусти. Это самое и покажет. Небось, у бесов то кровь другая, не красная, - ехидно спросил Лука.
- Хорошо, хорошо. Сделаю себе кровопускание, да еще моему больному тоже. Но это будет только в поместье. Здесь нет у меня нужных инструментов, - сказал Генашио. И разговор был закончен.
Утром засобирались в поместье. Сначала был плотный завтрак. Вера попробовала местного вина, потом чтобы никто не видел, тихонько выплюнула, то что глотнула. Такую кислятину пить было невозможно.
Нашли телегу покомфортнее, погрузили туда раненого Луку, рядом посадили профессора. С другой стороны сели Генашио и Вера. Заглаживая свою вину, староста деревни положил в телегу бочонок вина, сушеной рыбы, меду, копченого мяса, да три ковриги хлеба. Перед самым отъездом к телеге подскочил батюшка и начал нашептывать Луке на ухо. Тот отодвинул его и сказал Генашио, - ты смотри какой настырный. Ты поговори с ним, Генашио.
Генашио отвел батюшку в сторону и начал резко с ним разговаривать. Тот наклонил голову, и с каждым предложением голова склонялась ниже и ниже. Пока батюшка чуть не упал от усердия.
Двинулись, не торопясь. Генашио сам правил лошадью, и наслаждался жизнью. Рядом его женщина, тут же два друга, правда оба больные, но ничего - он обоих вылечит.
- Генашио, а что ты ему сказал? - спросила Вера.
- Да, он хотел все доложить хозяину. Ну, я ему напомнил, как его лечил от нехорошей болезни, которую он подцепил от блудной девки. Так он больше боится не епископа, хотя тот может наложить такую епитимью, что мало не покажется, боится свою жену. Та, точно со света сживет, если узнает.
Где-то вверху в вышине пел жаворонок. Дорога петляла по полям, среди поднимавшейся ржи. Серая кобылка лениво обмахивалась хвостом. Ни ветерка, ни тучки на небе. Казалось, все замерло и превратилось в единую идиллическую картину. Можно было так ехать и ехать до самого конца земли.
Подвода подъехала к речке, через которую был переброшен небольшой мостик, в аккурат для проезда одной телеги. У мостика сидел нищий мужичок неопределенного возраста. Волосы его торчали во все стороны. Одежда была грязная и вся в дырах. Рядом с ним валялась матерчатая сумка. Он держал перед собой раскрытую ладонь и что-то выбирал из нее. Что он мог делать здесь, где за целый день могло не проехать ни одной подводы.
Генашио остановился, передал вожжи Вере, а сам пошел к нищему. С собой захватил хлеб, мясо и кувшин с вином. Он присел на корточки перед нищим начал спрашивать, куда он идет, не нужна ли ему помощь.
Нищий мужичок хитро посмотрел на Генашио и взял только хлеб и кружку вина. От мяса отмахнулся, не его это пища.
- Мил человек, а ты знаешь, кого везешь? - спросил нищий.
Генашио решил поумничать, - а будет ли мне лучше от этого знания? - вопросом на вопрос ответил он.
Нищий посмотрел на Генашио и сказал, - с огнем играешь, мил человек.
Генашио пожал плечами и сказал, - спасибо. Хотя, за что?
Генашио вернулся к телеге, запрыгнул и поехал на мост. Лука в это время дремал, но когда телега начала подпрыгивать на неровностях мостика, проснулся и лежал, не шевелясь, все время, пока они не переехали мост.
Потом он как мог повернулся к Генашио и спросил, - далеко до поместья?
- К обеду доедем, - отозвался Генашио, и хотел еще кое-что сказать, но неожиданно профессор соскочил с телеги и побежал в поле. Там он начал прыгать и танцевать. Оттуда послышалась детская песенка, - мы едем, едем, едем в далекие края хорошие соседи, веселые друзья…
Пришлось остановить лошадь и начать гоняться за профессором. А он никак не давался. Энергия заставляла его выделывать разные пируэты, Вера даже засмотрелась на танцы профессора.
Так они гонялись за ним минут двадцать, а то и больше. Наконец профессор устал и сдался. И его повели к телеге. Раскрасневшийся профессор пытался что-то сказать, но вместо слов изо рта у него вырывались только гласные звуки. Его глаза, начавшие в поле становиться осмысленными, снова подернулись пленкой безумия, и он опять впал в беспамятство.
Осторожно подвели профессора к телеге и пытались посадить на нее. Тот начал сопротивляться, но когда Вера показала кувшин с водой и ковригу хлеба, профессор сам запрыгнул в подводу.
Генашио подумал, - не все так плохо, и профессор понемногу отходит от недуга. Дай-то Бог и вовсе выздоровеет.
Вера, раскрасневшаяся от беготни за профессором, повязывала белым платочком, который ей дали женщины перед поездкой, голову. Она улыбалась и казалась такой близкой, такой родной, что у него даже слезы выступили на глазах.
Вера повернулась к нему и заглянула в лицо, - что с тобой, родной?
- Ничего, все хорошо, вот только… - ответил Генашио.