«Я читал, — рассудительно начал Женька, — что такие маяки чаще всего устанавливают на каком-нибудь острове, и приглашают специально обученного человека присматривать за его работой. Этот человек так и называется, маячносмотритель. Правда, звучит жутковато? Он отрезан от мира и цивилизации на целый год. Сейчас такой нужды нет, чтобы торчать на маяке безвылазно. Человечество придумало особые карты, оснащенные ультразвуком, способным указывать берега и мели.»
Женька замолчал, довольно вывалив на меня потоки ненужной информации, а я двинулся дальше, привычно забывая начало Женькиной истории. Пройдя в темноте довольно длительное расстояние, я предложил сделать привал и продумать дальнейший маршрут. У меня не было под рукой моего браслета, способного указать нам местоположения, а по особенностям роста мха я так и не научился определять стороны горизонта. До рассвета мы просидели под раскидистыми деревьями, выбирая дорогу. По нашим слепым задумкам, нам предполагалось двинуться на юг, учитывая наш свободный бездомный статус. Там мы рассчитывали отыскать себе пристанище и тихо-мирно переждать страсти по моим поискам.
«Возможно, ученые найдут способ локализовать напасть и без твоего участия, — предположил оптимистичный Женька, будучи не в курсе планов великих умов.
С первыми лучами зари мы отправились дальше, но много не прошли, снова оказавшись на берегу. Нельзя сказать, что мы, сбившись с пути, повернули обратно. Обнаруженный ранее маяк высился теперь с другого бока, а вместительный домик у воды отсутствовал. Я не желал мириться с Женькиной версией об острове, однако потратив еще несколько часов на пустые блуждания, был вынужден все же принять ее. Женька встряхнул головой, отгоняя пугающие мысли, и едва слышно проговорил, не отрывая глаз от побережья:
«Чертов Захар, перехитрил…»
Нам ничего не оставалось делать, как вернуться к берегу, где были брошены коробки и дом. Дом, к слову, оказался очень уютным, если сравнивать его с расщелиной в скале и склонами оврагов, где мы ночевали последние месяцы. В нем имелась всего одна комната, поделенная на зоны. Возле окна громоздился рабочий стол, видимо, выполняющий функцию и обеденного тоже. А возле противоположной стены разместилась пара кроватей, накрытых синтетическими пледами. Там же торчала печка, наполовину разобранная и отслужившая свой рабочий срок, поскольку не имела трубы. В целом, при наших скромных запросах, домик мог бы вполне устроить нас обоих, если бы не одно «но». Захар и его приятель, поселив нас на острове, делали нас весьма заманчивой приманкой для господина Свиридова, если тот изъявит желание вернуть меня в свою лабораторию. Ну и, разумеется, если Захар расскажет ему, где нас отыскать.
«Давай обустраиваться, Женька, — вздохнул я, — что толку мусолить давно понятные факты. Если до сих пор безумный ученый остается в неведении относительно меня, значит, Захар, действительно, рассчитывает на нашу помощь. Так давай поможем ему, раз нет других вариантов.»
Обустройство не заняло много времени, гораздо больше усилий нам пришлось приложить, размещая в тесноте комнаты все коробки, привезенные с большой земли. Любопытный Женька то и дело поглядывал на осторожно расставленный груз, пытаясь угадать, что же скрывается внутри. Все они были герметично залиты прочным пластмассовым покрытием, не позволяющим удовлетворить его любопытство.
Домик, ставший отныне нашим очередным пристанищем, очень отдаленно напомнил мне мою хижину, сорок лет назад навсегда оставленную мной на азовском побережье. Все мои записи, травы и снадобья были утеряны, а мои настойчивые попытки пополнить необходимые запасы прямо на острове, потерпели сокрушительное фиаско. Из всех трав здесь рос лопух и что-то еще, весьма далекое от медицины. Во всяком случае, мне эти сорняки были незнакомы.
Чем заниматься на этом острове, как проводить дни, не имея под рукой даже клочка бумаги, я не мог себе придумать. Женька в первые часы деловито обшарил уголки дома, разыскав внушительные запасы концентрата, но это было все, что припасли для жильцов домика рачительные хозяева. Кроме того, меня угнетало отсутствие прямых указаний относительно груза. Если под фразой «присматривать» Захар имел в виду буквальный процесс, то для чего он так настойчиво вез нас сюда, когда убедился, что мы никому не расскажем про его тайну, будучи в бегах?
Бездействие угнетало меня. Всю неделю после нашего прибытия, я напряженно прислушивался к визиту непрошенных гостей, однако водная гладь оставалась пустынной, а наше настороженное одиночество никто не нарушал. Женька выглядел бодро и постоянно напоминал мне о плюсах, заботливо найденных им в сложившейся ситуации.