Лекарь

«Затарился?» — со значением уточнил я, а Женька недовольно скривился.

«У меня нет денег, Прохор, — в тон мне отозвался он, — а если бы они и были, то не принесли бы сейчас пользы. Никто не рассчитывается купюрами, все торговцы предпочитают натуральный обмен. Мне сегодня обменивать было нечего, как, впрочем, и вчера, и я незаметно воспользовался случаем, и коробки были уже у меня в руках, но тут меня заметил тот боец. Он поднял крик, как будто бы я делал что-то незаконное. Прохор, никто не смотрит сейчас на воровство как на страшное преступление. Гораздо опаснее оказаться обращенным или дикой тварью. Но он погнался за мной. Мне удалось оторваться, однако, он запомнил меня, это очевидно. Нужно уходить, Тихон!»

Слушая весьма аргументированное объяснение Варвара, я ловил себя на мысли, что воровство тут, действительно, не при чем. Скорей всего, господин Свиридов, придя в себя после неудавшегося эксперимента, объявил нас в розыск, и теперь нам действительно нужно торопиться.

«Ну вот все и разрешилось, — непонятно проговорил я и неожиданно улыбнулся растерявшемуся Женьке, — мы, разумеется, уйдем, только у меня одна просьба, Женя. Определись, какое из двух моих имен тебе нравиться больше и не выбешивай меня своими разноплановыми обращениями.»

Женька смутился и застенчиво пробормотал.

«Прости меня, Тихон, я снова тебя подвел. Ну кто же знал, что…»

Мне некогда было рассматривать морально-этические составляющие Женькиных проколов. Меня тревожила другая идея — как нам снова добраться до гор, привлекая как можно меньше внимания. Учитывая мое участие в сомнительных экспериментах господина Свиридова, а также его влияние на местные власти, нам очень повезет, если нам удастся без потерь добраться хотя бы до другого населенного пункта.

«В наказание за твое поведение, пойдешь пешком до следующего поселка, — имитируя праведный гнев, заявил я, — если будешь упрямиться, сдам тебя властям. Чтобы уберечь местных от твоего разрушающего влияния, я пойду с тобой, но не рассчитывай на мою поддержку в случае чего!»

Очевидно, неведомый вирус, скосивший однажды Женьку, лишил его обычного восприятия сарказма в речи собеседника. Он грустно потупился и едва слышно пробормотал:

«Как скажешь, Тихон.»

Я только усмехнулся и с отвращением оглядел свои зеленые доспехи.

«Было бы намного эффективнее, если бы ты, мой любезный, вместо омерзительных харчей, раздобыл нам нормальную одежду, — почти искренне проговорил я и неожиданно замер, услышав Женькину реплику.

«Я раздобыл, — прошептал он, отчаянно пытаясь оказаться полезным, — пойдем, Тихон, тут недалеко»

И не дожидаясь аплодисментов, Женька скатился в овраг и нырнул под раскидистый куст. Утренние пробежки не прибавили мне энергии, а раскалывающаяся голова помешала по достоинству оценить Женькины приобретения. Как выяснилось, хозяйственный брат успел не только засветиться на рынке, но и с пользой провел первую часть предрассветного времени. Он, пользуясь сумерками, пробрался на какой-то склад, призванный обеспечивать местных дорожников рабочей формой и стянул оттуда пару комплектов. В нынешних условиях это было лучшим вариантом, поскольку ядовито-зеленая медицинская одежда слишком привлекала внимание.

Комплекты оказались немного не по размеру, но это было все же лучше, чем ничего. Переодевшись, я усмехнулся своим воспоминаниям о времени моего мажорства, когда не в тон подобранные носки рождали во мне эстетическое неудобство. Женька косился на меня, ожидая реакции, вновь превращаясь в зашуганного парня. Я дружески кивнул и пополз обратно наверх, поддергивая сползающие штаны.

Единственным доступным средством передвижения для простых обывателей пока оставался железнодорожный транспорт. Такие услуги, как такси, автобусы и маршрутки давно престали существовать как вид, но даже то, что осталось, было нам с Женькой недоступно. Появление тварей здорово осложнило жизнь, вызвав среди законников и силовиков небывалую тягу к разного рода проверкам. Конечно, оставались частники, но они требовали деньги, про которые так пренебрежительно отзывался мой противоправный друг. Женька выдвинул предложение шлепать до гор пешком, но был резко раскритикован. Сейчас мы еще больше напоминали бродяг, облачившись в серо-коричневую одежку, но к удивлению, никто даже не смотрел в нашу сторону и пальцами не указывал. Большая часть горожан одевалась с подобной небрежной изысканностью и я, вспомнив о приличиях, от души поблагодарил Женьку за хлопоты.

«Ладно, тебе, Тихон, — смиренно отозвался он, — самому тебе не выжить в таких условиях. Удивительно, как ты вообще продержался сотню лет, сорок из которой посвятил бродяжничеству»