— Что?! — приглушенно вскрикнул мужчина и вскочил.
— Тише ты! Давай сматываться, — сказала старуха и пошла в глубь сада.
Мужчина молча шагал за старухой, пока они не перелезли через дувал и не очутились на узенькой глухом улочке. Старуха спешила. Мужчина догнал ее и спросил:
— Кого привела, старая карга?
— Опять лейтенантишка привязался.
— Привязался!.. — мужчина выругался. — Сколько раз вбивал в твои мозги: гляди в оба! Не доходит. Води, если у тебя такая охота, к себе в берлогу. Меня нечего беспокоить. А с лейтенантишком скоро рассчитаешься? Или твоя высохшая голова не соображает? Придется самому взяться.
— Ладно, не гнуси, — прервала мужчину старуха, — На вот, — она подала небольшой сверток.
Мужчина схватил сверток, помял в руке и спрятал в карман.
— Сама загнала?
— Сама? Мне сейчас только по базарам и ходить.,
— Сколько слямзила?
— Нужно мне очень. Свою долю взяла.
— Что-то доля твоя растет. В прошлый раз наполовину срезала.
— Мне тоже надо жить.
— Поменьше лакай.
Они переговаривались приглушенными голосами, то и дело прислушиваясь и приглядываясь к темным закоулкам. Старуха семенила быстро, словно ее сухонькое тело не имело веса. Свои старые высохшие кости несла она легко на крепких еще мускулистых ногах. Оглядываясь, они пересекли широкую улицу и опять углубились в глухой заросший деревьями переулок. Здесь не слышно было ни шума автомашин, ни грохота трамваев, развозящих по ночам строительные материалы и ремонтные бригады. Здесь была деревенская тишь, дома — словно притаились в гуще деревьев, и собаки спокойно спали в конурах, не обращая внимания на поздних путников.
— Мне надо уехать, — сказала старуха, приостанавливаясь и переводя дух. — В Фергану. Там у меня с родственница живет.
— Ну и сматывайся.
— Деньги нужны.
— Денег нет. Плохо торгуешь.
— Дай что-нибудь подороже. Продам.
— Сама? Меня хочешь засыпать?
— У меня есть племянница Валька.
— Та, что в больнице?
— Да.
— Подумаю.
— В Фергану можно посылки пересылать. Способнее, — сказала старуха и пошла по улице.
— Дело, — согласился мужчина.
У высокого забора они остановились, и мужчина коротко бросил:
— Приходи завтра к ограде.
Старуха пошла дальше, а мужчина перелез через забор и зашагал среди могил, среди густого частокола крестов. Мертвая тишина не тревожила мужчину, не вызывала в нем ни страха, ни даже настороженности, он шагал, как по хорошо знакомому двору, где каждый бугорок истоптан, каждый кустик известен. У мраморной глыбы богатой могилы мужчина остановился, почесал затылок, потом плюнул, махнул рукой и отправился дальше. Свернув в сторону, он продрался в гущу кустарника, нашел свободное местечко, видимо, давно знакомое, расстелил газету, лег и через несколько минут захрапел.
Мужчина — молодой, лет двадцати восьми — был известен по кличке Крюк. Он не был настоящим профессиональным вором, хотя уже успел отбыть немалый срок наказания. Он занимался вымогательством, кое-как подделывал шоферские права и продавал их; изредка становился слесарем-водопроводчиком, заходил в квартиры, при случае унося ценности; принимал ворованные вещи и ловко сбывал их через забулдыг-пьяниц. В городе жила его мать, но дома он ночевал редко, валялся в праве на кладбище. Поймать его на каком-нибудь деле было трудно.
С женщинами он сходился без разбору. В последнее время он сожительствовал с Анфисой Лебедевой, которая, нищенствуя в церкви и на кладбище, выпрашивала немалые деньги и снабжала ими своего возлюбленного.
Денег Крюк не жалел, собирал вокруг себя ребят, спаивал их и развращал — ради развлечения. Когда у него бывали солидные деньги, он встречался с шалопаями, жившими за счет родителей, и устраивал гулянки. Он гордился тем, что сидел в тюрьме, и на своих компаньонов смотрел с презрением.
Виктор пришел на кладбище, когда солнце уже проглянуло из-за деревьев. Крюк сидел на траве. На газете перед ним лежали огурцы и помидоры, стояла бутылка водки.
— Явился? — спросил Крюк, вытирая- шею грязным платком. — Садись.
Он налил в. стакан водки и подал парнишке. Виктор выпил, закусил огурцом.
— Рассказывай, — приказал Крюк, расчесывая пятерней лохматые волосы с застрявшими сухими травинками.
— Отец говорит — Аифиска, кроме того, что украла ребенка, ни в чем не сознается, — сказал Виктор.
— А этот пьяница?
— Не знаю.
— Дурак. Через Коську надо узнать.
— Пытался. Из него не вытянешь.
— Дурак, — повторил Крюк и налил в стакан водки. — Суслик передает тебе привет. Алешка интересуется — разделались ли с лейтенантишком. Смотри, вернется Алешка, он тебе голову открутит. Пей, пока цел.
— А я что?.. Какой лейтенантик? — Виктор оттолкнул стакан. — Почему я?
— Тебе поручаю. Какого говоришь? Вязова.
— Не могу… Не буду…
Виктор побледнел, схватил стакан обеими руками, выпил и, не закусив, — уставился на Крюка испуганными глазами.
— Будешь и можешь.
Крюк усмехнулся. У Виктора дрожали губы.
— Ты серьезно?
— Я шуток не люблю, сам знаешь. Ты начал, тебе и кончать.
— Что?! — Виктор вскочил. — Когда я начинал?
Крюк откусил огурец и искоса осмотрел Виктора.
— Яблоки носил?
— Носил… — подтвердил Виктор, ничего не понимая,