А заботило первого лейтенанта новое ответственное решение, которое вовсю обсуждалось кают-компанией за его спиной. Бакленд уже замкнулся в тишине, приличествующей капитану военного судна. Никто за него решить не мог, и кают-компания наблюдала за ним, как наблюдала бы за боксером на ринге. Они даже заключали пари, предпримет ли Бакленд последний бесповоротный шаг к тому, чтобы объявить себя командиром «Славы», а капитана – неизлечимым.
В капитанском столе были заперты бумаги, а среди них – секретные инструкции, адресованные ему лордами Адмиралтейства. Никто, кроме капитана, этих инструкций не видел, ни одна душа на судне не догадывалась, что в них. Это могли быть самые обычные приказы, например, они могли предписывать «Славе» присоединиться к эскадре адмирала Бискертона, а могли содержать дипломатические тайны, не предназначенные для глаз простого лейтенанта. Бакленд мог по-прежнему держать курс на Антигуа, там сложить с себя ответственность и передать ее старшему морскому офицеру на острове. На Антигуа наверняка найдется какой-нибудь молодой капитан, которого переведут на «Славу» – он прочтет приказы и поведет корабль по назначению. С другой стороны, Бакленд мог прочитать приказы сейчас: вдруг в них что-то чрезвычайно спешное? Антигуа – удобная цель для идущих из Англии кораблей, однако с военной точки зрения, она не столь желательна, ибо расположена с подветренной стороны от большинства стратегически важных пунктов.
Если Бакленд приведет «Славу» на Антигуа, а потом вынужден будет лавировать против ветра обратно, он может изрядно схлопотать по рукам от лордов Адмиралтейства; если же он прочтет секретные приказы, то может получить выговор за свою самодеятельность. Вся кают-компания догадывалась о его положении, и каждый офицер в отдельности поздравлял себя с тем, что его лично это не касается, и в то же время гадал, что же предпримет Бакленд.
Буш и Хорнблауэр бок о бок стояли на юте, широко расставив ноги на качающейся палубе. Встав поустойчивее, они посмотрели на горизонт в свои секстаны. Сквозь темное стекло Буш видел отраженное зеркалом изображение солнца. Медленно-медленно он начал совмещать нижнюю кромку светила с горизонтом. «Слава» качалась на длинных синих валах, и это мешало Бушу, но он упорно продолжал. Наконец он решил, что изображение солнца село на горизонт, и закрепил секстан. Теперь можно было снять и записать показания. Уступая новомодным предрассудкам, Буш решил последовать примеру Хорнблауэра и замерить широту еще и с противоположной стороны горизонта. Он повернулся кругом и произвел замер. Записав результат, попытался вспомнить, что же надо делать с половиной разницы между двумя показаниями. И с поправкой индекса, и с наклонением. Буш огляделся и обнаружил, что Хорнблауэр уже закончил наблюдения и ждет его.
– Самая большая широта, какую я когда-либо замерял, – заметил Хорнблауэр. – Никогда не был так далеко на юге. Какой у вас результат?
Они сравнили показания.
– Неплохо совпадают, – сказал Хорнблауэр. – В чем затруднение?
– Высоту солнца я взять могу, – ответил Буш. – Это без проблем. Меня смущают расчеты – эти чертовы поправки.
Хорнблауэр на мгновение поднял бровь. Он привык каждый раз в полдень проводить замеры и самостоятельно рассчитывать положение корабля, чтобы не разучиться. Он знал, что технически сложно точно замерить высоту солнца на качающейся палубе, но все никак не мог поверить, что кто-то находит трудными последующие математические расчеты (хотя и знал много тому примеров). Для него они были настолько просты, что, когда Буш выразил желание присоединиться к его полуденным наблюдениям с целью усовершенствоваться, Хорнблауэр счел само собой разумеющимся, что Буша беспокоит только техника работы с секстаном. Однако он вежливо скрыл свое изумление.
– Они несложны, – сказал он и добавил: – сэр.
Умный офицер не станет кичиться перед старшим своим умственным превосходством. Хорнблауэр осторожно подобрал слова для следующей фразы.
– Если бы вы спустились вниз, сэр, вы могли бы просмотреть мои расчеты.
Буш терпеливо выслушал объяснения Хорнблауэра. На мгновение они полностью прояснили ему проблему (лишь поспешное чтение в последнюю минуту позволило Бушу сдать лейтенантские экзамены, хотя помогла ему в этом морская практика, а не знание навигации), но он по горькому опыту знал, что завтра все будет так же туманно.
– Теперь мы можем отметить наши координаты, – сказал Хорнблауэр, склоняясь над картой.
Буш смотрел, как ловкие пальцы Хорнблауэра двигают по карте параллельную линейку. У Хорнблауэра были длинные, худые, довольно красивые руки. Их умелые и точные движения завораживали Буша. Хорнблауэр сильными пальцами взял карандаш и прочертил линию.
– Вот точка пересечения, – сказал он. – Теперь мы можем проверить себя по счислению пути.
Даже Буш мог понять простые действия, нужные чтобы проложить курс корабля по счислению пути со вчерашнего полдня. Твердые пальцы нанесли на карту маленький крестик.