Лейси. Львёнок, который не вырос

Я поглядела в его глаза и заметила живой интерес, сочувствие и неподдельную грусть. Мне показалось, что он знал, о чем просили люди на моих рисунках. Может, он расскажет мне? Для этого мне нужно выбраться из сада, но что там за стеклом? Я боюсь реальности, а в моем саду всегда солнце, лето и цветы, которые я хочу. И даже те жуткие лепестки теперь не пугали, как то, что снаружи. Лучше я останусь здесь.

Но карие волчьи глаза человека в белом не отпускали меня.

Я положила руку себе на грудь. С недавнего дня я придумала, что внутри нее поселился плюшевый мурлыка. Прямо сейчас он бесился от восторга: ему понравился человек. Но я, мысленно погладив своего пушистика, отступила и побрела назад.

Я не хочу в реальность.

Осень

Хозяйка

Я зашла в сад, и мысли о жутких цветах уже не беспокоили меня.

Паутины стало ещё больше, она летала повсюду, лезла в лицо и рот. Постепенно мое лето исчезало. Цветы завяли, а листья на деревьях пожелтели. Красно-оранжевые плоды шиповника гроздьями висели на неколючих ветвях. Только они и были видны, кустарники же стояли совсем голые. За ними едва виднелась стеклянная стена, за которой иногда мелькала волчья походка человека в белом.

Я села на скамейку.

Подул холодный ветерок и принес кучу ярких листьев прямо к моим ногам.

Я опустила голову и стала их рассматривать, разгребая руками. Я почти добралась до земли. Может, там и хранился мой клад? О чем просили персонажи моих картин?

Пальцы обожгло, словно в сухих листьях залежалась крапива: они вновь улеглись передо мной – бумажные листья от блокнота.

Я смело, с вызовом глядела на них. Почему я так боюсь вас? Поведайте мне!

Лейси

В глубинах сапиенснутого мозга всплыло воспоминание.

Появилась небольшая комната. Я удивилась: мебель из прошлого века.

Хм, какой это год?!

Всю стену занимал огромный ковер с коричневыми каракулями. Он напоминал кусок ватмана, на который непоседа опрокинул банку с краской, а она расплылась немыслимыми завитушками и закорючками. Хотя он больше походил на прямоугольную тарелку, по которой человеческий детёныш размазал варёную сгущёнку.

Половину комнаты занимал разложенный диван. На нем лежало покрывало, разрисованное оленями.

Я пригляделась внимательнее.

Одну ножку дивану ампутировали. Не знаю, за какие такие заслуги, может, он диван-ветеран! Вместо нее стоял алюминиевый ковш голубоватого цвета. Если бы не золотистые длинные висюльки, пришитые к концам покрывала, позорная «ножка» была бы на виду, но висюльки скрывали импровизированный «протез».

Кричал телевизор. Шла какая-то скучная программа.

На середине комнаты стоял длинный стол на очень низких ножках. Сидеть за ним на стуле мог бы только трехлетний ребенок, взрослому же придется сесть на колени. Облокотившись на него, сидела молодая женщина: худая, даже тощая, с совершенно пустым взглядом она глядела в телевизор. Ей было безразлично, какая шла программа. Если его выключить или переключить канал, она и не заметит.

Женщина была одета в длинный темно-красный домашний халат, а русые волосы были собраны в тоненький хвостик.

На столе лежала большая кучка тыквенных семечек. Женщина увлечённо, не переставая, их грызла. Да так ловко, словно машина.

Тут сердечко мое забилось сильнее: осторожно, маленькими шажочками, почти на носках, к столу подошла девочка лет пяти в смешных тёмно-синих колготках, натянутых до самой груди. В них была заправлена поношенная белая футболочка с выцветшим изображением Микки Мауса. Футболка была явно великовата девочке.

Волосы ее русые, как у женщины с мертвым взглядом, вьющиеся, были уложены в высокую неаккуратную гульку.

Малышка стояла и с присущим детским озорством глядела на женщину.

Она не была ее матерью, я это чую. Она сестра матери, а малышка ее племянница.

Я замерла в клетке и вцепилась в свой хвостик. Хозяйку воспитывала не мать, а эта неприветливая суровая женщина. Что же стало с ее родителем?

Малышка все глядела на тетку и глядела. Ручки она спрятала в замке за спиной, а носки маленьких стоп соединила вместе. Они словно целовали друг дружку.

Тетя ее даже не замечала: как смотрела в телевизор, так и смотрела.

Плечи девочки заметно поникли. Голову она опустила, словно стыдясь чего-то, и тихонько раскачивалась вправо-влево.

Чем же могла так насолить маленькая девочка? Тетя до сих пор холодна и равнодушна.

Девочка, уже не зная, как привлечь внимание, осторожно села рядом и стала чистить семечки. Очищенные она складывала в отдельную кучку – ближе к тете. Может быть, она так хотела извиниться перед ней?

Девочка начистила уже приличную кучку, а тетка все не реагировала. Видела, замечала, но принципиально не ела семечки, что с бескорыстной и чистой любовью, очистила девочка. Тогда малышка, наконец, спросила у названной матери, почему она не ела семечки, которые доченька великодушно начистила для нее?

– Мам, ну, почему ты не ешь мои семечки? Я для тебя приготовила… – Спросила она тоненьким, виноватым голоском.