Женька сорвался вниз, чуть не выломав по пути перила. Разум затмила ярость пополам с отчаянием. Он готов был убить себя за халатность: "Как он мог подумать, что враги принцессы — растяпы и тугодумы. Недооценка врага — первый шаг к поражению! Что же сейчас с моей маленькой принцессой?! Кто мог ее схватить?! Они же могут над ней надругаться, растоптать ее нежную душу! Пусть только попробуют, он сам растопчет их, сделает из них кашу и съест на завтрак!" — сознание плыло в красном мареве гормонов, ударивших, словно молот, в его глупую голову и топя его мысли в море безысходности, ненависти и любви.
Он очнулся, держа в руках полузадушенного полового, от дружного вопля всех его маленьких и не маленьких насекомых в его бестолковой башке: "Так ничего не добьешься! Тебе надо спасать принцессу, а не строить из себя безмозглого и рассвирепевшего неандертальца!" Он посадил почти бесчувственное тело официанта на стул и уселся напротив, пытаясь привести мозги в порядок: "Так, в таких местах разведчики и спасатели мира обычно считают до… до скольки же они считают? Ладно, попробую: раз, два, три. Все ясно! Чем глупее — тем дольше!" — и с мрачным удовлетворением Женька заметил, что ему хватило трех раз. "Все: я смеюсь, я зол, я спокоен, как сто китайцев! Кто бы вы не были, ваша смерть пришла!" — импровизированная психотерапия подействовала. Женька нарочно стал делать все медленно, продумывая каждую деталь. Правда, его собеседнику от этого, кажется, стало еще хуже: тот стал уже что-то соображать, и это соображение быстро дало ему понять, что он сейчас, как заяц перед волком — стоит дернуться и ты не сытный, но вполне желанный завтрак, ну, или ужин — в зависимости от времени суток.
— Успокойся и расскажи мне, шаг за шагом, что здесь произошло, — медленно выговаривая, цедил из себя слова Женька. Запугивать собеседника не было никакой нужды, скорее наоборот, Женька никак не мог его вывести из паралича, вызванного страхом. Наконец, официантик смог заговорить:
— Я-я… оннии…
— Ты уж будь добр, попонятнее что-нибудь скажи? — попросил, хищно оскалив Заровы клыки, Женька.
Из путанной и сбивчивой речи своего собеседника он все-таки уяснил, что королевский патруль ворвался в трактир, и маленький монах спросил о ведьме — девушке, остановившейся только что в этом постоялом дворе. Что случилось наверху, он не знал, но шуму было много. Потом девушку и лонка вывели связанными, конфисковали именем короля какую-то убогую карету, сгрузили туда пленников и поспешно отбыли в сторону Венлы.
— Они… то ли боялись, то ли уважали пленницу. Почти ее не касались и говорили вежливо. А капитан все время за горло держался, и у одного солдата глаз почти заплыл синяком! А откуда лонк-то взялся?! — спросил совсем осмелевший половой, приняв ухмылку Женьки за одобрение своих слов.
— Ты, если жить хочешь, поменьше спрашивай! — поостудил его любопытство Женька.
— Лучше скажи-ка, когда они уехали?
— Так уже, наверно, два, если не три часа будет!
Женька только досадливо крякнул, но взял себя в руки и чуть не насильно усадил себя назад на стул. "Стоп! Все чувства засунь себе… Так, я снова спокоен. Что мне известно? Почти все! Монах — значит, инквизиция. Королевский патруль — значит, к счастью у монаха не было своих боевых братьев, иначе, горела бы сейчас моя принцесса!" — сердце опять стало затоплять бешенство. "Стоп! Я спокоен…
Они ее уважали, и Хлюп был в своем естественном виде — значит, они знали, что она принцесса и, естественно, патруль повез ее для разбирательства к ее «радушному» коронованному дядюшке. У воинов были травмы — молодец принцесса! Знай наших!" Раз выехали ближе к вечеру, значит спешили. Почему? — непонятно. В любом случае самым быстрым темпом до столицы четыре дня перехода — три ночи. Этой ночью я не успею, но и страдать я Лэе напрасно не дам. Как быстрее ехать? У меня три лошади.
А три ли?" — Женька повернулся к все так же еле живому от страха сэйлу:
— Лошади целы?
— Целы! Все цело! Они только девушку и лонка забрали, обрадовано закивал половой.
— Хорошо, вели седлать коней, и я подарю тебе… жизнь! — в страшном оскале опять обнажил свои клыки Женька.
— Все будет в лучшем виде! — радостно засуетился сэйл, понимая, что опасный гость отбывает восвояси.