Легенды. Предания. Бывальщины

Ну, лоцман этой расшивы не обратил на это внимания и закричал команду своим бурлакам пуще прежнего:

— Иди, навались, вперед! Какая ему тут пошлина!

Тогда атаман закричал своему подданному казаку в рупор:

— Уплатили ли они пошлину?

Казак отвечает в рупор:

— Нет, не заплатили!

И приказал тогда атаман ударить из пушки прямо в расшиву, в бок, и расшива тут же потонула на этом месте, против «Воровских Городищ».

ХОДИЛ РАЗБОЙ ШАЙКАМИ…

(…) После этой поры жили много времени, и наступил разбой. Ходил он шайками, по сорок человек. Разбой богатых мужиков грабил и резал. У нас был в Мадовицах богатый мужик, Бирюк звали. Его захватили в Преображенской церкви. Из церкви утащили на реку и замучили. У их фатера была на Коленьге по речке Пестову (приток Коленьги). Тут была земляная изба. Они много кое-чего нагрудили около той избушки. У этой местности ничего теперь наверху нет. Только один мужик, Устин с Ростова, из деревни Починка, нашел полтора пуда свинцу, а больше ничего не могли добраться. А добирались всё сабли Александра Невского. Она есть тут на самом деле, да не многие знают про это, — кто слыхал от прежних людей.

Разбой стал много проказу делать. Он грозится на Гусиху (деревню — Н. К.):

— Надо, — говорит, — ограбить.

Гусишана узнали об этом и собрали народ с шести волостей. Народ был в гумнах и домах спрятан. Разбой пришел. Был Проня на Гусихе, который знал заговор, и заговорился, что его не брала пуля. У разбойников был тоже заговорщик. Он заговорился, и его тоже не брала пуля. У Прокопья была середка разломана до перевод. Был еще дымник. Проня улез в этот дымник.

У их был уговор: пока Проня не стукнет из оружья — народу не выкрываться, а как учуют стук, дак народу вдруг хлынуть на разбойников. Как приходит этот разбой до Гусихи, атаман и говорит:

— Теперь Гусиха сгоготала и Проня пропал!

Идет этот атаман по переводам у Прони. Проня — ничего другого — из дымника выстрелил из оружья серебряной пуговицей; атаман с переводов упал. А народ услыхал этот стук и со всех сторон содвинулись. Разбой испугался — и сейчас к озеру, и приметались в озеро. Там и решился, всего сорок человек.

БОГАТЫРЬ ПАШКО И РАЗБОЙНИКИ

(…) Церковь (в селе Юрома на реке Мезени. — И. К.) строил богатырь (…), именем Пашко. Будто бы своими руками, на собственных плечах, валил эти громады одна на другую один, без посторонней помощи. Силы он был необъятной, а чтобы судить об ней наглядно, он оставил народу на память модель руки своей (…) (громадный кусок дерева, длиною в высокий рост человека, обточенный с одной стороны в подобие руки человеческой; рука сжата в кулак, и кулак этот шириной своею равняется четырем, если не пяти головам взрослого человека (…)).

Пашко, уроженец соседней с юромской деревни, до сих пор называющейся именем богатыря — Пашкиной, раз пахал землю на берегу реки, в то время, когда по реке плыли сверху семь человек разбойников. У разбойников было крепкое, темное слово. Сказывали они это слово на ветер. Нес это темное слово ветер на заказанное место — и стала у богатыря лошадь, как вкопанная, и не шла по полосе дальше вперед.

Не стерпел силач Пашко обиды такой, а замка от заговору, темный человек, не знает. Надо донять злых людей хитростью и мощью своей. Посылает он своего работника по берегу наследить за разбойниками, куда они придут, где остановятся, и только бы на одно место сели: на воде они сильны, не одолишь. Разбойники свернули на реку Пёзу — так работник и сказывает.

Рассказывают также и другое, что Пашко не сробел, когда встала его лошадь. Он послал и свое запретное слово — и лодка разбойничья стала и с места не тронулась. Да атаман был толков, знал замок и сказывал:

— Братцы! Есть кто-то сильнее меня, побежим!

И побежали. Зашел Пашко по пути за товарищем Тропой, таким же, как и он, силачом, и с его деревни, и с ним вместе повернул на лес. Нагнал Пашко разбойников на реке Пёзе. Разбойники наладились кашу варить, да видит атаман кровь в каше, пугается крепко и товарищам сказывает:

— Беда-де на вороту, скоро тот, кто сильнее нас, сюда будет!

И не успел слов этих всех вымолвить, явился и сам Пашко: одного разбойника убил, и другого, и всех до седьмого. Остался один атаман. Бегает он кругом дерева, и исстреливает Пашко все дерево в щепы и не может попасть в атамана. Накладывает на лук последнюю стрелу и крестит ее крестом святым. Валится от этой честной стрелы враг его и супостат на веки вечные.

И до сих еще пор старожилы показывают на пёзском волоку между Мезенью и Печорой то дерево, которое исщепал своими стрелами богатырь Пашко. И до сих еще пор всякий проезжий и прохожий человек считает неизменным и безотлагательным долгом бросить охапку хворосту на проклятое, окаянное место могилы убитого атамана. Там уже образовался огромный курган. А за Пашко осталось на веки вечные от этого дела прозванье Туголукого.

ДЕД КОЛЫШЕК И РАЗБОЙНИКИ