Легендарный оборотень

Блиссаргон кивает и, обходя диваны, между которыми расположен кофейный столик, выходит по своим делам. Сильнейший откидывается на кресло и отталкивается ногой, начиная медленно крутиться вокруг себя. Он заснул (судя по часам на столе) примерно на полчаса на обеденном перерыве и чувствует себя так, будто ему в голову залили бетон, а глаза не открывались целыми столетиями. Ужаснейшее состояние, преследовавшее его после пробуждения, никак не исчезает уже целую неделю. Иногда в мыслях мелькает сомнение в выживании, но ему просто приходится жить дальше, несмотря ни на что. Позволить себе отдохнуть или слечь? Ни за что! Ему нельзя такое допускать.

Его синие глаза осматривают его кабинет с более успокаивающими обоями, деревянным полом, стеклянным кофейным столиком, удобными диванами и не менее удобным креслом. По бокам стоят книжные полки в разных переплетах, в которых по его просьбе прячутся его любимые книги и книги, нужные для учебы, и свод законов прошлых Сильнейших вместе с летописью Академии. Все их дублировали и принесли из Центра Учебы.

Жаль, что здесь нет окон.

Он возится с растрепанными волосами и надеется, что сейчас выглядит хоть немного лучше. Мешки под глазами. Слабость, частые боли и судороги в мышцах. Сонность и плохая реакция. Самый усталый вид. Так продолжаться не может.

Ринкорд резко ставит свою ногу на пол и прекращает крутиться. Берет ручку, открывает принесенную Блиссаргоном книгу с пустыми страницами. И первое, что он быстро записывает: <<Сильнейшему позволено отдыхать не менее 4 часов в день>>. Потом с хлопком закрывает книгу и вскакивает. До него только сейчас доходит смысл написанного.

— Блин… — закрывая глаза, Ринкорд стыдливо кладет руку на лицо. — Не мог придумать что-то получше?

Он мог бы написать, что каждый ученик должен следовать традициям и обычаям Академии (каждый о которых узнаёт в первый месяц учебы), а также подчиняться Сильнейшему. Это был бы идеальный первый закон. Но нет, не судьба. Первое, что каждый ученик Академии поймет для себя — Сильнейший должен отдыхать. Ринкорд упрекает себя в глупости и прямо стоя дописывает второй закон, который и хотел записать первым.

Он перечитывает про себя эти строки с не очень аккуратным почерком. Для начала пойдет. Ринкорд вздыхает и хочет уйти, но вдруг вспоминает о чем-то и на всякий случай пишет третий закон: <<Зашедшие в кабинет или комнату Сильнейшего не смеют ничего трогать без его же разрешения и только могут сидеть на диване>>. А потом, оставив книгу законов на столе открытой, спокойно выходит из своего кабинета.

Его ослепляет свет, который в кабинете немного приглушен и освещает неярко. Первые три секунды он жмуриться, после открывает глаза и бесстрашно идет дальше. Во время обеда, да еще и в воскресенье, в коридорах Академии довольно людно.

То, о чем он вспоминает — обед. Он прямо думать о другом не может, кроме аппетитного куриного супа с зеленью (так он любит больше всего). Ощущения приходят с первой ложкой. Горячие бульон и лапша наводят ностальгию о чем-то деревенском, может зеленой траве, что растет всегда под ногами или солнце, что ярко освещает поля. Куриные кусочки прогревают изнутри и мягко поддаются зубам, картошка сладко отламывает свой кусок при первом прикосновении и дополняет гармонию вкуса. Ринкорд глотает слюни и воздерживается от облизываний, так как все коридорное внимание подарено ему — уважаемому Сильнейшему.

И как только его протез ноги достигает кафетерий, то взгляды из коридорного перемещаются в кафетерное помещение. Такое повышенное внимание не унимается с тех пор, как он стал Сильнейшим. Это не то, чтобы мешает, скорее надоедает. Ринкорд пытается вести себя спокойно, но чувствует, как каждый сковывает его взглядом, хоть и ненарочно.

К нему заявляется очень стеснительная и смущенная официантка, которую он уже не в первый раз видит. Со стороны она не походит на новенькую. Ринкорд замечает, что рот полон слюней, сглатывает и спокойно заказывает суп. Она заколдовано на него смотрит, нет, даже пялится и смущается лишь больше, тихо и зажато выдавливая: <<что-то еще?>>. Ринкорд от неловкости даже свои синие глаза отводит и закрывает, отрицательно качая головой. Может то, что он глядит на нее, мешает ей нормально работать?

Покрасневшая официантка, с милым платьем и фартуком, убегает на кухню и начинает восторженно визжать, да так, что сам Ринкорд слышит ее. Он в недоумении и смятении.

— Что же во мне такого? — бормочет он, уставившись на столик с узорчатой бежевой скатертью. Он уже подобное чувствовал, когда приезжал в Академию Кроликов-Оборотней. Но, возможно, он тогда и правда был красив. А сейчас, что же в нем такого особенного? Хотя вся эта заинтересованность к нему очень сильно прельщает.