Легендарный барон

Начальник штаба и комендант города реквизировали для этой цели лучший в городе дом и повезли барона осматривать его будущее жилище. Не выходя из автомобиля, он окинул взглядом отведенный ему двухэтажный особняк и спросил: «Подумали ли вы о том, что я буду делать в этих палатах? Устраивать, что ли, приемы?» И приказал тотчас раскинуть для жилья и для штаба две обыкновенные юрты на окраине города, вблизи Да-хурэ. По этому поводу барон разразился следующим приказом по дивизии: «Нет людей глупее, чем у меня в штабе. Приказываю чинов штаба и коменданта города лишить всех видов довольствия на три дня. Авось, поумнеют»[25].

В назначенный для мобилизации день к штабу барона собралось несколько сот ургинцев из числа тех, которые воздерживались до поры до времени от добровольного вступления в унгерновские полки. Построились. Вышел Ивановский со списками. Через минуту из юрты показался сам грозный барон. С неизменным ташуром в руке, в малиновой шубе — новой, но уже изрядно засаленной, с орденом на груди, в мягких сапогах, он легкой походкой подошел к правому флангу.

Началось представление штаб-офицеров. «Полковник — инженер Ф.» — «Вы нужны мне.» — «Генерального штаба подполковник О.» — «Вы потребуетесь позднее.» — «Генерального штаба подполковник И.» — «Этой сволочи мне не нужно». — «Ученый агроном Р.» — «Придите ко мне сегодня». И представление офицеров было закончено в самом энергичном темпе. Нижних чинов и молодежь барон разбил на группы по семейному признаку. «Семейный?», — спрашивал каждого барон— «Где семья?»— «В России». — «Направо. Остаешься». В ту же категорию попали многосемейные ургинцы. Остальные были зачислены в отряд.

Штаб-офицеры получили приказание лично представиться начальнику дивизии. Беседа барона с некоторыми из них была не лишена известной доли оригинальности. По словам полковника Кастерина, барон Унгерн молча подошел к нему вплотную и, указывая на орден Св. Георгия, красовавшийся на груди полковника, быстро спросил: «Что это?» Кастерин покосился в направлении бароновского пальца и ответил, что это Георгиевский крест. «Что это такое?», — повторил вопрос барон. Кастерин решил отрапортовать несколько подробнее: «Орден святого великомученика и победоносца Георгия, жалуемый гг. офицерам за храбрость». — «Да нет. Я не о том Вас спрашиваю. Скажите — кто пожаловал?», — совершенно уже нетерпеливо произнес барон. «Государь император», — доложил тогда полковник. Складка на лбу барона разгладилась. С любезностью светского человека он усадил полковника, предложил курить и выразил удовольствие видеть его в рядах своей дивизии. Интересно, какой прием ожидал бы полковника, если бы орден был заслужен им в революционное время?

На следующий день после завоевания Урги барон разделил войско на отряды, численностью от четырех до шести сотен каждый. Один из отрядов, в составе 1 русской, 1 бурятской и 3 монгольских сотен 8 февраля уже шел на север для преследования китайцев. Во второй половине февраля месяца 1921 г. барон располагал следующими силами: 9 русскими сотнями, 1 башкирской, 1 татарской, 4 бурятскими, 1 японской, 7 монгольскими, 3 харачино-чахарскими и 2 тибетскими сотнями. Из взятых в Урге орудий сформировано 2 дивизиона и одна отдельная батарея, всего 16 орудий. Пулеметные же части были сведены в отдельную, самостоятельную единицу, разделенную на команды, по 10 станковых пулеметов в каждой.

Несмотря на мобилизацию, русские и мусульманские сотни вышли из Урги в неполном составе. Лишь впоследствии, после нескольких боев с большевиками, они были доведены до нормального состояния за счет пленных красноармейцев. В апреле месяце того же года Унгерн сформировал четырехсотенный полк из бывших гаминов, взятых в плен генералом Резухиным. Помощник командира этого полка и все младшие офицеры были в нем китайской национальности. Но командовал полком поручик Попов и во главе сотен стояли русские офицеры. После неудачного похода на Троицкосавск, в июне 1921 г. барон расформировал этот полк, оставив у себя лишь две сотни более или менее боеспособных добровольцев.

Об офицерском составе унгерновских частей следует сказать, что на 70 % он принадлежал к русской национальности. На равных с ними основаниях служили буряты-казаки. Японской добровольческой сотней, насчитывавшей в своих рядах до 80 бойцов в момент выхода из Даурии, командовал капитан Судзуки, по унгерновской, так сказать, линии сотню возглавлял толковый и боевой офицер, штабс-капитан Белов. В дивизии насчитывалось несколько офицеров из татар и башкир и 2–3 монгола (Дугар-Мэрэн принят чином сотника).